Будапештский нуар - Вилмош Кондор

Гордон вышел на конечной остановке, на площади Кальмана Селла. Потому что именно здесь находилась табачная лавка, где можно было купить разнообразные зарубежные сигареты. И много чего еще, но об этом, конечно, знали только посвященные. Гордон подозревал, что Ковач, продавец, никогда не был на фронте, а если и был, то точно не вернулся инвалидом. Это был полный жизни, здоровый мужчина с румянцем на лице, усами и бородой, подстриженными с неслыханной тщательностью.

– Две пачки египетских, пожалуйста, Ковач, – поздоровался Гордон.

Мужчина полез под прилавок, немного покопался и достал сигареты.

– Еще что-нибудь желаете, господин репортер? – спросил продавец.

– Нет, спасибо, – ответил Гордон.

– Ну как же, вы даже не знаете, чего у меня только нет под прилавком. Много-много чудесных вещиц!

На этих словах он встал, вышел из лавки и повесил табличку «ЗАКРЫТО». Гордон наблюдал за ним, не скрывая любопытства, хотя и спешил. Ковач исчез за дверью служебного помещения, а затем вышел с двумя деревянными подносами и корзинкой из ивы в руках.

– Будьте добры, только посмотрите, – сказал он и разложил товары неопределенного происхождения перед покупателем. – Вот перьевая ручка «Паркер Вакуматик», штука в том, что вы видите, сколько в ней осталось чернил, вуаля, прошу любезнейше. Герман Клейн на улице Профета отдает «Мэйджор» за восемьдесят пенгё, я же – всего за двадцать девять. Также у меня есть парочка красивых часов от «Лонжин» и «Омега», даже и говорить не буду, за сколько я их продаю.

Гордон покачал головой.

– Тогда прошу покорнейше, извольте приобрести замечательные шелковые чулки для дамы. В магазине «Хейлиг», как вы знаете, значительно дороже. Чулки «Синьорина», тонкие как паутинка, всего за два пенгё. В «Хейлиге» такие же будут стоить триста пятьдесят, прошу покорнейше. Нет? Нет. Хорошо. Тогда, если это не надо, в кладовке у меня есть совершенно новое, еще не пользованное радио «Орион 44», отдаю недорого, собственно говоря…

– Ковач, мне нужно идти. Да и вообще я у вас, кроме сигарет, никогда ничего не покупал.

– Что правда, то правда, прошу любезнейше, но никогда не знаешь, когда вы соизволите передумать.

– Надежда умирает последней? – посмотрел на него Гордон.

– Как вы сказали?

– Не важно.

Ковач мгновенно убрал все товары и отпустил покупателя, тот вышел на площадь.

Пока он был внутри, площадь уже проснулась. Трамваи подъезжали один за другим, несмотря на то что был понедельник, кое-кто вышел погулять, направляясь в сторону парка Нормафа, мальчишки-газетчики пытались перекричать друг друга, домохозяйки шли по направлению к рынку на улице Фень. Гордон поспешил дальше. Он не любил Буду. Пешт по какой-то причине был ему ближе, там он чувствовал себя как дома, если можно было так сказать. Гордон протолкался к площади Сена и зашел в кофейню «Будайская крепость». Здесь тоже было шумно, все толкались, но делать было нечего – Вечей любил пить свой утренний кофе именно здесь.

Гордон был не единственным человеком, который знал, где можно найти Лео Вечея. Если уж его не было в редакции газеты «Венгерский полицейский», то, значит, он сидел в этой кофейне, писал, переводил. С тех пор как два года назад ему поручили редактировать «Венгерский полицейский», он больше не писал уголовные сводки. Ему их и так хватило, он предпочитал редактировать газету, при этом находил время на переводы и стихи. Несмотря на это, он по-прежнему оставался лучшим знатоком преступной жизни города. Он знал все о преступниках, мошенниках, шулерах, аферистах и полицейских, сидящих у них на хвосте.

Они не были друзьями, но хорошо знали друг друга и, если их сводила какая-то работа, всегда старались оказать друг другу помощь. Вечей относился к Гордону с пиететом, потому что тот когда-то жил в Америке. Что в этом такого – Жигмонд не знал, но спрашивать было неудобно. Гордон часто вспоминал короную фразу Вечея:

– Жигмонд, это не уголовщина, а насмешка одна. Взломщик Грос Уткогрудый, гетера Йолан Керепеши и их сообщники. Это не уголовники, а любители. И если хотите знать, даже любители из них не очень.

Затем он начинал излагать, скольких человек застрелили в Чикаго на этой неделе, сколько миллионов долларов было растрачено из бюджета в Нью-Йорке. Вечей постоянно очернял Америку. И Гордону казалось, что тот с удовольствием поработал бы репортером-следователем в какой-нибудь чикагской газете.

– Жигмонд, кажется, вы кому-то порядком насолили. – Вечей поднял темно-синие глаза, взгляд которых пронизывал чуть ли не до мурашек.

– Ерунда, – махнул Гордон левой рукой. – Я тут слышал, что Голливуд купил вашу книгу.

– «Цирк жизни», – кивнул Вечей.

– Значит, будете теперь богатым и знаменитым.

– Или не буду, – ответил тот.

– Много заработали?

– Пока недостаточно, чтобы бросить работу, – ответил Вечей.

– А сейчас что пишете?

– Сборник стихов.

– Как называется?

– «Изгнанное сердце».

– В конце выяснится, чье сердце изгнали и куда?

– А это неплохая идея. – Вечей улыбнулся. – Хотите кофе?

Гордон кивнул. Вечей подозвал официанта и сложил руки на животе.

– Вы ведь не просто так пришли.

– Нет, – признался Гордон. – Случилось нечто большее, чем обыденные преступления Кружка злодеев-любителей с улицы Кирай.

– Я вас слушаю.

– Было найдено тело еврейской девушки…

– На улице Надьдиофа, – закончил предложение Вечей. – Человек из шайки Чули уже рассказал.

– Тогда вы и про Шкублича слышали.

– А как же. – Вечей откинулся назад. Расстегнул пиджак, составлявший часть отлично сшитого костюма, мощной рукой потянулся за кофе. – Он исчез, оставив в своей студии все. Как сквозь землю провалился.

– Допустим, – произнес Гордон.

– Понятно. Но скажите, Жигмонд, что вы собираетесь делать? Написать об этом вы все равно не сможете.

– Это я и сам знаю. – Гордон поднес чашку с кофе ко рту, но быстро поставил ее обратно. Горячий напиток чуть было не обжег ему губы. – Однако у меня есть план.

– Правильно, – одобрил Вечей. – План никогда не помешает. Только не говорите, что теперь моя очередь, потому что меня не интересуют никакие планы. А тем более такой.

– Мне нужна информация. И больше ничего, Лео. Только информация.

– Это можно. Здесь я, пожалуй, могу помочь.

Гордон достал сигарету. Он уже неплохо справлялся левой рукой. Вечей подал ему огня.

– Какая информация? – спросил он, нахмурившись.

– Политики и проститутки.

Вечей поднял руку в театральном жесте и тихо присвистнул.