Найти Мышиного Короля. - Ольга Солнцева

– Ну, только если очень небольшую, – со смехом уточнила Брынцева.

– Тогда, может, сходим вместе перекусить? – предложил Гофман-Светлый.

Он еще ничего не ел со вчерашнего дня.

28

Нарисовав на листе уродливого монстра в короне, Инок зевнул и вышел из директорского кабинета. На удивление, его никто не окликнул – ни сам Скрягин, ни Аннушка. О нем все словно забыли.

Буфет, как всегда, был уже закрыт, а в животе урчало от голода. Юноша стал прикидывать, где бы перекусить и, недолго думая, направился в «Забавинский». Неделю назад Никитос кормил там всю свою команду, но сегодня главному забияке было не развлечений. Он потел в компьютерном классе и за себя, и за Королева. Инок мог спокойно наслаждаться трапезой, а не коротать время в зоомагазине, как в минувший понедельник. Сегодня у него никто не отнимет кусок пиццы.

В предвкушении сытной жрачки Королев поднялся на третий этаж, где находился фудкорт.

В большом и светлом зале, как всегда, царило оживление. За веселыми рыжими столиками едоки сидели по двое и компаниями. Те, кто еще только предвкушал сытный обед, толпились у раздачи. Остальные сновали туда-сюда с подносами.

Иннокентий встал в очередь и, сглатывая слюну, стал разглядывать аппетитные картинки меню. Однако, едва он достиг кассы, кто-то подтолкнул его в спину. Встревоженный Инок приготовился к обороне.

– Не тормози на финише!

Это был голос Коршунова.

Вопреки расчетам своего коллеги-программиста, Никита тоже решил не слишком напрягаться над созданием сайта колледжа. Когда Аннушка привела участников совещания в компьютерный класс, он быстро сообразил, что без Королева им придется сидеть тут до ночи. Бесцельно потыкав в клавиатуру минут десять, он сказал, что ему позвонила мама и просит срочно прийти домой. Аннушка не стала спорить. Ей, видимо, тоже совсем не хотелось сочинять сказки про умных студентов.

Узнав у охранника, что Королев еще не выходил из здания, Коршунов занял наблюдательный пост под лестницей. Завидев Инока, он покинул укрытие и, незамеченный голодным однокурсником, направился вслед за ним . К сожалению, сегодня у щедрого Никитоса не было ни рубля, чтобы подкрепиться самому.

– Хаваешь? – спросил он Королева, хищно облизываясь, но тот сделал вид, что не замечает своего обидчика.

Заказав самый большой гамбургер, он стал выглядывать свободный столик. Хищный Коршун не стал ничего брать, но пошел вслед за своей жертвой и уселся за один столик вместе с однокашником.

Инок приготовился отстаивать свой кулек, поэтому не спешил его разворачивать.

– Чего не ешь-то? – участливо спросил Коршун. – Тут нормальная жрачка. Давай, хавай. Или боишься, что отниму?

Инок вспомнил, как черный кот отирался возле помойки в поисках объедков.

– Ж-жду, к-когда ты отвалишь, – произнес он. – Ап-п– петит мне п-портишь.

– А ты с юмором! – усмехнулся Коршун и снова плотоядно облизнулся. – Давай пятюню! Я тебе один анекдот хотел рассказать.

Иноку некуда было деваться: сверток на подносе источал такой дразнящий аромат, что у него не было сил выжидать дальше. Он запихнул в рот чуть не целое сооружение из булки, котлет и салата.

– Ну, ты даешь! – уважительно протянул голодный хищник и, чуть помолчав, спросил: – А помнишь, как тебя в пятницу директор вызывал?

– Угу, – промычал Инок.

Он вдруг понял, что больше не боится черного кота с помойки.

– Ну, так слушай, – примирительно сказал бывший враг и стал рассказывать, что произошло после урока литературы.

Королев внимательно слушал его, размеренно двигая челюстями.

– Мы же теперь, типа, коллеги, – подытожил Никитос, наклонившись к вчерашнему изгою. – Сайт вот вместе делаем. У меня от тебя никаких секретов.

В ответ Инок лишь отрыгнул и залил в рот газировку из бумажного стаканчика.

– Я хочу, чтобы ты знал, что она затевает, – по-дружески предупредил «коллега». – Ты же видишь, какая она стерва. Ей ничего не надо, кроме побрякушек. Она за них на все готова – хоть у шеста вертеться, хоть тебя подставить. Сирена, блин, какая-то.

Инок, наконец, одолел свой обед и встал из-за стола:

– Сп-пасибо за инфу. Х-хорошо п-посидели.

Не глядя больше в сторону непрошенного собеседника, он вразвалочку направился к эскалатору и вдруг услышал знакомый голос. Это был голос Аннушки, которая сидела за столиком с каким-то типом. Он, видимо, рассказывал ей что-то прикольное, и литераторша беззаботно смеялась, высоко закинув свою белобрысую голову. Прекрасная Дама, которая всегда была чем-то расстроена, теперь казалась вполне довольной. От этой неожиданной картины храбрый рыцарь вдруг сильно смутился. Он словно застал свою тайную возлюбленную за чем-то недозволенным, плотским. Королев втянул голову в плечи, отвернулся от парочки и прибавил шагу.

«А ведь она надо мной смеется!» – зло подумал Инок, шагнув на эскалатор.

Он вдруг вспомнил, как мать однажды повела его на детский утренник, а он описался, рассказывая стишок Деду Морозу. Тогда над ним тоже все смелись – и дети, и их мамаши.

«Ненавижу стихи!» – беззвучно пробормотал он и, вынув из кармана подобранный кружевной платочек, выбросил находку в ближайшую урну.

Эта Дамочка, как видно, тоже была стервой: получала букеты от одного, а смеялась вместе с другим.

Натягивая куртку на воспаленную руку, рассерженный юноша содрал едва подсохшую татуировку, причинив себе сильную боль. Вчера по совету деда он обработал наколку одеколоном, но от этого свежие пупырышки стали выделять еще больше гноя. Рукав, прикрывавший семиголового монстра, стал влажным, а сам Мышиный Король стал пахнуть чем-то неприятным. Стараясь успокоить боль, юноша поглаживал ноющую руку, но от этого боль только усиливалась. Иннокентию Королеву стало вдруг не по себе при мысли о собственной смерти.

«Ненавижу баб!» – снова прошептал он одними губами и выбежал вон из проклятого «Забавинского».

На улице уже стемнело и подморозило. Дрожа то ли от холода, то ли от страха, страдающий юноша брел, куда глаза глядят. На пути ему попадались витрины с драгоценностями, соблазнительные красотки на постерах и заплеванные урны. То слева, то справа раздавался звук милицейской сирены, звон трамвая и громкие голоса промоутеров. Но ничего из этого не привлекало его внимания. Он думал только о том, что его жизнь может оборваться в любой момент, а он к этому еще совсем не готов. От слез, навернувшихся на глаза, все вокруг расплылось и закачалось. Все звуки слились в монотонный гул.

Поглаживая ноющее плечо, Иннокентий остановился у высокой рекламной призмы и прислонился к ней. С вогнутой конструкции на него глядели чьи-то большие глаза, а над ними порхали крылья ресниц. Уставшему юноше вдруг вспомнилось, как сегодня Тонька тоже махала перед ним накрашенными ресницами, но теперь это вовсе не казалось ему красивым.