Совок-10 - Вадим Агарев

— Но ты только расскажи за себя, чем ты на воле занимался? — продолжил настаивать жулик, без всякого сомнения, представлявший в этих стенах черную масть и считавшийся в камере старшим, — Уж ты извини, мил человек, но обществу полагается узнать сначала, с кем за одним «сплавом» пайку хавать придётся. Или тебе есть, что скрывать? — по-прежнему сардонически прищурился на меня урка.

Утаивать свою принадлежность к милицейской службе было сейчас категорически нельзя. Точно так же, как было бы неуместным оправдываться за свою ментовскую сущность. Это означало самому себя сразу же поставить на ступень ниже присутствующих здесь жуликов. А им только этого дай, они того и ждут.

— В милиции я работаю! — всё тем же равнодушным голосом, как о чем-то самим собой разумеющемся, презентовал я сокамерникам себя, — Следователем служу, — уточнив, коротко ответил я. Умышленно не вдаваясь в подробности и указывая свою службу не в прошедшем, а всё еще в настоящем времени.

Выговаривая последнюю фразу, я слегка развернулся вбок и теперь мог контролировать всех присутствующих. Как дрессировщик отслеживает опасных хищников в цирковой загородке, стараясь не поворачиваться к ним спиной. Дабы не провоцировать их коварные звериные рефлексы. Но я так поступил не только из опасений, что кто-то из оставшихся за спиной, окажется неадекватным. Главным для меня сейчас было по возможности промониторить реакцию сокамерников на свои слова.

Из них неправильно удивился только один. Но не мосластый, а тот, который по-турецки поджав ноги, сидел почти за моей спиной. Он возмущенно матернулся и закрутил головой, будто бы ища сочувствия от соседей или же ожидая от них понимания. Но остальные жулики, если и проявили интерес ко мне, то за рамки умеренного удивления и приличий не вышли

По тому, как прочие сидельцы переглянулись друг с другом, я сделал некоторые свои выводы. Не факт, что безошибочные, но всё же.

— Вон оно как! — крякнул желтозубый Васильич и мне показалось, что сделал он это не без разочарования. — Это как же так? Вашего брата обычно к порядочным людям не садят⁈ — не удержался всё же он от завуалированного оскорбления. — Для вас по ту сторону продола и ближе к вахте своя «красная» хата есть.

Народ жадно слушал наш диалог и встревать в него не торопился. Ибо все знают, что совершить ошибку в «хате» легко, а вот исправить её почти невозможно. И нести её придётся через всю свою босяцкую жизнь. Другое дело, если укажут старшие. Кого и как рвать. Или не рвать.

— Так среди нашего брата тоже паскуды встречаются! — не счел я возможным оставлять выпад мосластого жулика без ответной колкости, — Ты же сам понимаешь, что меня сюда закрыли, чтобы ссученных бродяг на меня натравить! Вот мы все и посмотрим, кто тут люди порядочные, а кто на продажных ментов работает! И я очень надеюсь, что таких дырявых сук в этой «хате» нет! — упёрся я тяжелым взглядом в глаза-буравчики того, которого я как раз такой сукой и считал.

И опыт, и чуйка, и ситуация давали понимание, что Васильича подвели именно под меня. Приходилось идти по краю, но ситуация сложилась таковой, что отмалчиваться было бы себе дороже. Да и терять мне нечего, потому, как было понятно, что мосластый старшой в курсе моей принадлежности к МВД. С учетом того, что привезли меня совсем недавно, такое его знание наталкивало на определённые мысли. Никакой «сарафан» еще сработать не успел. Да и какой тут «сарафан», если я не с этапа? Да и вообще, ни разу не из криминальной среды!

Для чего меня засунули в этот вонючий клоповник, заселённый не б/с, то есть бывшими сотрудниками, а уголовниками, я даже не догадывался. Я знал. И знал абсолютно точно. Так же я хорошо понимал, что без милицейской помощи прокурорские товарищи даже самую простейшую внутрикамерную разработку осуществить не в состоянии. Для этого у них элементарно нет ни ресурсной возможности, ни оперативной квалификации. Но сейчас меня волновало только одно. По какой схеме со мной будут работать. Разводить или ломать? В первом случае требовалось время, которого у засадивших меня сюда упырей было не шибко много. А вторым пунктом было то, что им никак не обойтись без грубой физической силы ссученных уголовников. Ну и само собой, без полной лояльности охраны.

Я, как мог, подогревал свою уверенность в том, что больше семидесяти двух часов меня в этом чулане не продержат. Во-первых, всё то, что мне пока вменяют, никак не тянет на реальный срок. Значит, в суд они меня направлять не собираются. Даже, как оказалось, при заангажированной до беспредела прокуратуре. А во-вторых, я успел сунуть Дергачеву бумажный комок с запиской для Паны. В том, что она не только задействует все свои личные рычаги, но и известит о случившемся Эльвиру, я ничуть не сомневаюсь. Лишь бы подполковник не забздел помочь своему до края борзому лейтенанту.

Со шконки слез парень, громко проявивший своё недовольство тем, что я мент. Был он моего возраста или чуть старше. Пройдя к такому же баку, но в противоположном углу камеры и стоявшем не на каменном приступке, как питьевой, а на полу, он открыл крышку. Из угла уже через секунду-другую резко пахнуло к «сплаву» смрадом застоявшейся мочи. Излившись в бачок, жулик накрыл его. Спросив разрешения у мосластого, он сел напротив него, ко мне спиной.

— Нет, Васильич, я точно тебе говорю, не опознает меня терпила! — продолжил он, как я понял, начатый еще до моего водворения разговор, — Не было меня там, бля буду! — небрежно и даже как-то машинально перекрестился он.

— Ну, коли не опознает, то и радуйся тогда! — добродушно ответил ему лошадинозубый Васильич, — Считай, что свезло тебе. Тогда сразу после очняка следак тебя нагонит на волю! Переведёт под подписку и гуляй босота! — хмыкнул он заваливаясь на шконарь, головой на сложенное поверх подушки шматьё.

Слава богу, значит, со мной решили работать по самой лайтовой версии. Потому и профессией моей ссученные жулики меня не попрекают в своём приличном камерном обществе.

Впрочем, ничто им, то бишь, засунувшим меня в каталажку товарищам, не мешает обострить ситуацию. Причем, в любой момент. Стало быть, по возможности нужно как-то подыграть ребятам и отвлечь их. Потратив какую-то часть их времени из начавшихся уже истекать трёх суток. Пусть