Роза и тис - Агата Кристи

Кто такая Изабелла, кажется, и так было ясно, однако Гэбриэлс видимым удовольствием продолжал развивать эту тему:

– Бедна как церковная мышь. Живет в ветхом, полуразрушенномстаром замке и считает себя выше всех! Слоняется там без всякого дела инадеется, что вернется домой драгоценный принц и женится на ней. Да она егоникогда не видела! Какие чувства могут быть у нее к этому принцу?

Но она готова выйти за него замуж. Тьфу! Меня тошнит оттаких девиц. Правда, тошнит! Изнеженные, избалованные пикинесы – вот кто онитакие! Она мечтает стать леди Сент-Лу? С этим все, кончено! Смешно! Глупаяшутка из мюзик-холла.

– Послушайте, Гэбриэл! – сказал я. – Вы, безусловно, не втом лагере. Это была бы великолепная речь в лагере лейбориста Уилбрэхема.Почему бы вам не сменить место?

– Для такой девицы, как эта, – продолжал, тяжело дыша иничего не слыша, Гэбриэл, – Милли Барт – всего-навсего жена простого коновала.К ней можно быть снисходительной, пригласить на празднество, устраиваемое вполитических целях (вроде этого), или на обед для активистов. Но уж конечно еене позовут в замок на чашку чаю... О нет! Для этого она недостаточно хороша!Уверяю вас, Норрис, Милли Барт стоит полдюжины таких, какИзабелла-Зазнайка-Чартерис!

Я зажмурил глаза.

– Не могли бы вы уйти, Гэбриэл? – сказал я. – Что бы вы ниговорили, я все еще не очень здоровый человек и настаиваю на том, что мне нуженотдых. Я нахожу вас крайне утомительным...

У каждого нашлось что сказать по поводу Гэбриэла и МиллиБарт, и каждый раньше или позже сообщил об этом мне. В лихорадочной активностиподготовки праздничного вечера моя гостиная превратилась в некое подобиекулуаров. Люди приходили выпить чашку чаю или рюмку хереса. Тереза, разумеется,могла бы не пускать посетителей, но, к счастью, она этого не делала, чем я былочень доволен, так как меня крайне заинтересовала быстро нараставшая волна слухов,злобы и скрытой ревности.

Конечно, между Милли Барт и Джоном Гэбриэлом ничегопредосудительного не было. Романтическое преклонение со стороны Милли идружеское отношение и жалость со стороны Гэбриэла – не больше.

Но все-таки я вынужден был признать, что эти отношения вдальнейшем могли получить и то развитие, которое приписывала им злобная молва.Формально невиновная Милли Барт уже почти влюбилась в Гэбриэла, хотя, возможно,сама еще этого не сознавала, а Джон Гэбриэл был существом чувственным, и рыцарскоеблагородство в любой момент могло трансформироваться в нем в страсть.

Вообще мне казалось, что, не будь выборов, их дружескиеотношения уже давно бы превратились в любовную связь. Такой человек, какГэбриэл, по-моему, нуждается в том, чтобы его не только любили, но и неизменновосхищались. Его желчная, всегда раздраженная натура могла бы на времяумиротвориться, если бы у него было кого любить, лелеять и защищать, – а МиллиБарт была именно такой женщиной, которую нужно и любить, и защищать.

Не без цинизма я подумал, что это было бы одним из лучшихвариантов адюльтера, – ибо в его основе лежало бы не плотское влечение, алюбовь, жалость, доброта и благодарность. Однако это все равно был бы адюльтер,и большая часть электората в Сент-Лу не стала бы учитывать никаких смягчающихобстоятельств и, следовательно, отдала бы свои голоса сушеному педантуУилбрэхему, с его безукоризненной частной жизнью, или вообще осталась бы дома ивоздержалась от голосования. Честно или не очень, но на этих выборах Гэбриэлсобирался опереться лишь на свои личные качества, личное обаяние, так что зарегистрированныеизбиратели отдали бы голоса за Джона Гэбриэла как носителя этих качеств, а некак за сторонника Уинстона Черчилля. Между тем Джон Гэбриэл ходил по тонкомульду.

– Мне, вероятно, не следовало бы упоминать об этом, – тяжелодыша после быстрой ходьбы, сказала леди Трессилиан. Расстегнув легкое пальто изсерой фланели, она села рядом со мной и с удовольствием принялась пить чай изстаринной чашки – этот сервиз принадлежал когда-то бывшей хозяйкеПолнорт-хауса, мисс Треджеллис. – Не знаю, говорил ли вам кто-нибудь, ледиТрессилиан с заговорщицким видом понизила голос, – о миссис Барт... и нашемкандидате.

Она посмотрела на меня, как встревоженный спаниель.

– К сожалению, вы правы, – сказал я. – Люди говорят.

Доброе лицо леди Трессилиан стало еще более озабоченным.

– О Господи! Лучше бы они этого не делали. Милли оченьславная. Право же, славная... Совсем не такая... Я хочу сказать... это такнесправедливо! Если бы между ними было что-то такое... что следовалоскрывать... они были бы осторожны, и никто ничего не узнал бы. А им-то нечегоскрывать! Вот они и не подумали...

В этот момент энергичной поступью вошла миссис БигэмЧартерис. Она была крайне возмущена чем-то, касавшимся лошадей.

– Позорная небрежность! На этого Барта абсолютно нельзяположиться! Он пьет все больше и больше, и теперь это сказывается на егоработе. Разумеется, я всегда знала, что он безнадежен, когда дело касаетсясобак, но с лошадьми и коровами он пока справлялся. Фермеры слепо в него верят.Однако я слышала, что корова у Полнита подохла во время отела. Это случилосьтолько из-за халатности Барта. А теперь еще и кобыла Бентли... Если Барт необразумится, он себя окончательно погубит...

– Я как раз говорила... капитану Норрису о миссис Барт, –все еще тяжело дыша, сказала леди Трессилиан. – Я спросила, не слышал ли он...

– Сплошной вздор! – уверенно заявила миссис Чартерис. – Ноон запоминается. Теперь пошли разговоры, будто именно поэтому Барт и запил.Ерунда! Он пил и поколачивал жену еще задолго до того, как здесь появился майорГэбриэл. Тем не менее надо что-то делать. Следовало бы поговорить с майором.

– Кажется, Карслейк пытался это сделать.

– Этот человек начисто лишен такта! – решительно сказаламиссис Чартерно. – Наверное, Гэбриэл вышел из себя.

– Да, – подтвердил я. – Именно так и случилось.

– Гэбриэл просто глуп! И слишком мягкосердечен – вот в чембеда. Миссис Чартерис задумалась. – Гм, пожалуй, кому-то следует поговорить сМилли. Намекнуть, чтобы она держалась подальше, пока не пройдут выборы.

Я полагаю, у нее нет ни малейшего понятия о том, какие ходятслухи. Агнес, – обратилась она к своей невестке, – ты должна поговорить сМилли.

Лицо леди Трессилиан стало пунцовым.

– О Мод, я не знаю, что нужно говорить... – жалобнопротянула она. Право же, я совсем не подхожу для этого!

– Но иначе мы рискуем, что Милли все узнает от миссисКарслейк, а эта женщина – настоящая язва!