Семейные хроники Лесного царя - Антонина Бересклет (Клименкова)

вам? И живёте, радуетесь?! Да чтоб вас всех, чертовки зеленые!!! Указывает она мне тут! Помелом мне перед носом машет?!

Что-то так Милена разозлилась сильно! Так что саму себя забыла в праведном гневе. Гнев превратил лесную царевну в страшную и неукротимую повелительницу бури. Вознесясь над полом на порывах невесть откуда прилетевшего урагана, взвившего в воздух тучи сора и пыли, Милена неудержимо поднималась выше и выше, пока прямиком через дырявую крышу не воспарила над башней. Не в силах подавить клокотавшие в груди чувства, она принялась в сердцах крушить всё вокруг, разве только громы и молнии не метала во все стороны.

С деревьев и кустов сорвало листья закрутившимся шквалом, с лачужек развеяло соломенные кровли, хлипкие стены развалились по досочкам! Шум поднялся, гвалт. Птицы, что воробьи с воронами, что куры и гуси, перепугались, раскричались, прыснули в разные стороны, хлопая крыльями.

Бабы зеленые переполошились, подхватились носиться взад-вперед по рассыпающейся деревушке, тщетно стараясь сберечь хоть что-то из своего нехитрого хозяйства.

— На чужом страдании счастье свое построить хотели?! — гремел с высоты голос царевны. — Воспользовались беспомощностью?! Некому было вас отсюда прогнать взашей, вот и расселились, как у себя дома?!

— Ах, беда! — голосили бабы, хватаясь друг за дружку и за гнущиеся деревья, чтобы не унесло ураганом куда подальше. — Жили при Хозяйке, не тужили! А тут — нате! Свалилась дьяволица на наши головы! Что ж будет-то? Да мужиков-то нету, некому нас, горемычных, защитить! Госпожа от этой дьяволицы саму себя не уберегла, уж куда ей нас, бедных, оградить от произволу-у-у!..

И пусть еще радуются, что Милена быстро выдохлась! Ураган сбавил мощь, зато зарядил холодный злой ливень, причем надолго.

Оглядев последствия своей вспышки, лесная царевна чертыхнулась сквозь зубы, обернулась голубкой и улетела в сторону Леса. Нужно перевести дух, чтобы тут всех не поубивать. И, что гораздо важнее, необходимо срочно посоветоваться с отцом.

…Яр на ее просьбу поговорить откликнулся мгновенно. Для детей у него всегда находилось время, чем бы он ни занимался в этот момент. Даже прервет архиважное совещание с водяными на счет половодья, если дочка совета просит.

Чтобы Милене было удобнее общаться с ним на расстоянии, Яр в пару мгновений заставил плотный лишайник на толстом стволе осины изобразить его рельефный портрет. Лишайник задвигался, принял нужную форму, лицо ожило, передавая всю богатую гамму мимики лесного владыки. Царевна пожала плечами: ей было, собственно, безразлично, она могла бы обойтись и мысленным разговором благодаря связи через Лес. Но если папе не лень всё усложнять, пускай балуется.

— …В общем, я сдерживалась изо всех сил, пап, честное слово. Но эти жабы так меня разозлили! — искренне заявила Милена.

Пока она рассказывала вслух, (в том числе для Весняна и соседа, внимательно слушавших, сидя тихо в сторонке и попивая хмельной квасок), для отца она передавала через Лес и «картинку»: всё то, что видели ее глаза, пока она пробиралась в башню и расправлялась с гривой «плененной богини», а также про стычку с зеленой бабой. Правда, момент с праведным гневом Милена оставила при себе, делиться с родителем этим свежайшим воспоминанием она не решилась.

— Пап, как думаешь, можно ее обратно оживить? — спросила Милена.

И наконец-то заметила, как застыло в гримасе горького изумления лишайниковое лицо. Царевна подергала отца через незримые нити связи, но в ответ получила молчание.

— Папка? — осторожно позвала она. Гробовая тишина, аж холодом повеяло.

— Папа? — встревожилась Милена. Словно в пустоту крикнула.

— Папочка!!! — спустя секунду она уже перепугалась до паники.

— Я здесь, солнышко, я с тобой, — голос отца прозвучал подозрительно ровно.

Милена перевела дух:

— Я уж подумала, что у тебя вдруг сердце остановилось. Не пугай меня так больше!

— Ну, что ты, солнышко, — негромко рассмеялся Яр. — Даже если из меня вынуть сердце, это меня не убьет, пока я принадлежу Лесу, ты же знаешь.

— Да ну тебя, жуть какую-то вещаешь, — надулась дочка. Напомнила: — Что с «богиней» делать-то будем?

— Оживлять, разумеется. — Яр пожал бы плечами, но лишайник отображал только лицо. — Тем более ты уже начала творить волшебство освобождения.

— Да? Какая я молодец, — похвалила саму себя Милена.

— В прошлом мне пришлось возродить его к жизни, используя мою кровь и плоть, — задумчиво продолжал Яр. — Теперь, похоже, пришел твой черед.

— Погоди, ты сказал «его»? — насторожилась дочь. То, что ради чар придется пустить себе кровь, ее взволновало значительно меньше.

Яр помолчал чуток, фыркнул, тяжко вздохнул, улыбнулся:

— Ты нашла Сильвана, моего давнего приятеля.

— Того чернокнижника, с которым ты поссорился?

— Того, кто прогнал меня, — глухим ровным голосом признался Яр. — Если бы я знал, что он поселился совсем рядом…

— Ну, не то чтобы близко, твое величество, — вставил Веснян, а сосед-лешак согласно закивал косматой головой. — Когда он тут объявился, твое царство ограничивалось одной Дубравой. А от нее досюда, считай, пешим ходом чесать и чесать!

— Если бы я знал… В таком случае я, может быть, и вовсе не стал бы царем, — пробормотал Яр. — Потом еще этот дракон проклятый... Дракон?..

Милена с изумлением ощутила, как Лес виновато затих. Нет, птицы по-прежнему пели, а деревья шумели листвой, как обычно. Только невидимая душа Леса покаянно замолкла, заглушила свой постоянный радостный звон жизни. Жизни,