Заветы Ильича. Сим победиши - Владлен Логинов

Однако 23 ноября в «Известиях» появилась статья Б. Горского «О данайцах, дары приносящих», в которой автор сообщал, что по его расчетам, если концессия будет принята, то буржуй-эмигрант Штейнберг будет получать не менее 300 процентов прибыли и стерпеть подобное невозможно. О том, что сырье это бесхозно гнило по деревням ввиду огромного количества палых от голода лошадей и коров, естественно, не упоминалось.

Прочитав статью, Ленин написал в Экономическую комиссию Каменеву и в Центросоюз Хинчуку: «По-моему, договор все же, поторговавшись сто раз и проверив сто раз, надо заключить, ибо за ученье дураки должны платить высокую цену».

При этом необходимо постараться соблюсти два условия: 1) выторговать у концессионеров «особую долю от сверхприбыли, считая сверхприбыль 100 или 200 %; 2) обучать у этих концессионеров наших хозяйственников «приемам и организации торговли» до тех пор, пока «мы, дураки, научимся у умных людей»1.

В общем, говоря о политике «гражданского мира», можно отметить, что ставка Ленина на «общее дело» полностью оправдала себя. Наиболее наглядно это проявлялось на различных съездах общественных и профессиональных организаций. Их характер зависел прежде всего от того, что доминировало в выступлениях собравшихся: желание участвовать в созидательных процессах, польза которых для страны никем не оспаривалась, или стремление использовать трибуну съезда для общеполитической дискуссии и заклеймить «ненавистный режим».

Когда в декабре 1921 года в Москве собрался Всероссийский съезд земотделов, в котором участвовали и ученые-аграрники, и агрономы, и руководители местных земельных органов, то при всей жесткой критике в адрес Наркомзема в выступлениях участников преобладало главное: желание практически помочь голодающей деревне, забота о предстоящем севе и о подъеме сельского хозяйства России.

Еще более продуктивно прошел и уже упоминавшийся VIII Всероссийский электротехнический съезд в октябре 1921 года, на который собралось более 1300 ученых, инженеров, техников и рабочих из 102 городов России. В приветствии, направленном съезду, Ленин выразил надежду, что «при помощи всех электротехников России и ряда лучших, передовых ученых сил всего мира» неимоверно трудная задача электрификации страны будет решена227 228.

И при всей пестроте политических симпатий собравшихся, съезд прошел в очень серьезной и деловой атмосфере. Помимо доклада Г.М. Кржижановского о работе комиссии ГОЭЛ-РО, были заслушаны доклады А.Ф. Иоффе о строении материи, М.В. Шулейкина о развитии радиотелефонии, Г.О. Графтио об электрификации транспорта, Л.К Рамзина о топливном снабжении России и другие. А главное, рекомендации съезда действительно сыграли важную роль в окончательной доработке плана ГОЭЛРО.

9 октября один из участников съезда инженер-энергетик ПА Козьмин написал Ленину: «Сегодня закончился электротехнический съезд, который знаменует громадную победу Советской власти над умами не только массового инженера, но и значительного (большего) количества тех лидеров, у которых еще оставалось чувство саботажа»1.

Кстати, говоря в приветствии съезду о помощи «передовых ученых мира», Ленин не блефовал. Спустя несколько месяцев он получил из Америки письмо известнейшего ученого-элек-тротехника Чарльза Штейнмеца, который выражал «свое восхищение удивительной работой по социальному и промышленному возрождению, которую Россия выполняет при таких тяжелых условиях… Если в технических вопросах и особенно в вопросах электростроительства, — писал Штейнмец, — я могу помочь России тем или иным способом, советом, предложением и указанием, я всегда буду очень рад сделать все, что в моих силах».

Передавая это письмо Б.В. Лосеву, направлявшемуся в Россию, Штейнмец добавил: «Мне кажется, результаты мировой войны таковы, что если б не установление советского строя в России, то жизнь вообще не имела бы никакой ценности… Пусть в России узнают, что я и многие другие сочувствуют их цели, что всем сердцем и разумом мы с ними»229 230.

Укрепление союза с крестьянством, вовлечение в позитивную работу широких слоев интеллигенции, определение форм сотрудничества с новой буржуазией — все это сглаживало имевшиеся противоречия и создавало реальные предпосылки для консолидации многомиллионного населения России.

Существовала еще одна проблема, которая по мере углубления НЭПа все более выходила на первый план. Можно было сколько угодно говорить об укреплении Советского государства, электрификации, новых формах взаимоотношений с крестьянством и интеллигенцией, об использовании государственного и частнохозяйственного капитализма, но становилось все более очевидным, что реализация любых намерений и планов во многом зависела от функционирования государственного аппарата.

На этот счет у Ленина никаких иллюзий не было. Государство вроде бы стало новым, а аппарат его во многом оставался старым. Над этой проблемой Владимир Ильич размышлял и прежде, но с началом НЭПа она приобрела особую остроту. Бревно бюрократизма и сопутствующие ему волокита, взяточничество легли поперек дороги и нередко сводили на нет и осуществление государственных инициатив, и самодеятельность низов, и предпринимательство вполне «советских нэпманов».

Отсюда и возникала постоянная необходимость прибегать к «ручному управлению» со стороны верхов власти, в том числе и самого Ленина. Достаточно посмотреть его переписку хотя бы за осень 1921 года, те десятки писем в самые различные учреждения — и об отправке семян для сева, и о ликвидации задержки зарплаты рабочим, и о поставке машин и механизмов для строящихся электростанций, и т. д. и т. п., чтобы убедиться в том, что подобное функционирование госаппарата выходило за рамки административных неурядиц и становилось проблемой политической.

3 сентября 1921 года, получив от профессора Г.О. Графтио письмо с жалобой на Главный комитет государственных сооружений и Электрострой, повинных в волоките по отношению к нуждам Волховской ГЭС, Ленин пишет наркому юстиции Д.И. Курскому: «Волокита эта особенно в московских и центральных учреждениях самая обычная. Но тем более внимания надо обратить на борьбу с ней.

Мое впечатление, что НКюст относится к этому вопросу чисто формально, т. е. в корне неправильно». Необходимо: «1) поставить это дело на суд; 2) добиться ошельмования виновных и в прессе и строгим наказанием». И еще: «обязательно этой осенью и зимой 1921-22 гг. поставить на суд в Москве 4–6 дел о московской волоките, подобрав случая “поярче” и сделав из каждого суда политическое дело…»1