Американец. Капитаны судьбы - Игорь Леонидович Гринчевский

так уникально всё и фильтруют. И бегал по разным бизнесменам, требуя, чтобы они ему вперёд заплатили сто миллионов долларов, а он им продаст гениальную идею, о том, как эти самые «подобные» правильно окислить и выделить.[3]

Понятное дело, что его отовсюду гоняли. Прогнал, в конечном счёте, и я. Но один момент меня заинтересовал. Ионистор, который этот кадр приволок, и в самом деле имел потрясающие характеристики. Ёмкость — одна двадцатая киловатт-часа на килограмм. Как у свинцово-сернокислого аккумулятора. Но вот мощность — в сотни раз выше.

Разумеется, это могло быть обыкновенным мошенничеством. И кадр мог просто спереть экспериментальный образец в какой-то военной лаборатории, к примеру.

Но я решил попробовать. Раз за разом проводил опыты, и когда замаячил «луч надежды», пошёл простым путём. В разных городах мира для меня нанимали начинающих химиков или физиков, подписывали с ними контракты и привозили ко мне, в Беломорск. И там мы поступали, как это и принято в НИИ. Только наш НИИ был классическим «ящиком». До окончания исследований общение с внешним миром было прекращено, а между собой — строго ограничено.

Каждый в этом «ящике» исследовал «свой участочек». Потом новый этап, и ещё, и снова. Мы уже продвинулись до уровня «половина целевых показателей», но я думал, что нужен ещё год. Деньги на это появлялись. Так что я недрогнувшей рукой планировал потратить как минимум семьсот тысяч рублей. А может быть, и миллион. Или два, если потребуется.

По покупательной способности нынешние два миллиона рублей соответствуют почти четверти миллиарда долларов в оставленном мною будущем. Думаю, если бы там кто-то такие деньги потратил, тоже добился бы результата.

Но… Результат мало получить, его ещё надо сохранить в тайне. Хотя бы год, пока мы не будем готовы снять максимум с выброса ионисторов на рынок. И вот тут-то Семецкий подходил идеально!

Ну а я… Я не просто знал, как увеличить приток юных энтузиастов в Беломорск, у меня было готово для этого очередное чудо…'

Санкт-Петербург, 15 апреля(28 апреля) 1901 года, воскресенье

«Сенсация! Невероятные чудеса науки! Знаменитый Воронцов на вчерашнем заседании ИРТО[4] продемонстрировал парение в воздухе без опор! Чудеса науки и техники! Покупайте газеты!» — доносились с улицы крики мальчишек газетчиков.

— У вас, Юрий Анатольевич, невероятная тяга к эффектным зрелищам. Ну, ладно, открыли вы нечто весьма любопытное! Доложились бы ИРТО, написали статьи в научные журналы… Но зачем превращать это всё в балаганный фокус? Зачем вы свой левитирующий материал раскрасили под восточный коврик? Зачем сверху прилепили фигурку индийского факира? Нельзя, нельзя, голубчик вы мой, превращать храм науки в цирк!

Я лишь ухмыльнулся. Как же, нельзя! Да научные открытия местная публика воспринимает только после того, как мсье Верн объяснит ей в своих романах, «в чем тут прикол». И то — воспринимает это лишь образованная и читающая прослойка. Техническая и научная интеллигенция. Считанные проценты от населения. А мне нужно, чтобы каждый мальчишка услышал, увидел и замер от восторга.

Идеи прогресса, как и любые другие идеи, ярче всего воспринимаются через зрелища!

Тем более, что раскрасить таблеточку ВТСП, то есть высокотемпературного сверхпроводника, было самой малой проблемой. Как и изготовить из пенополистирола фигурку факира. Заказал, заплатил рубль — и к утру готово! И «открывать» там было нечего. С этими самыми ВТСП в моей истории бум случался как раз, когда я школу заканчивал, так что на химфаке МГУ мы много и долго его «варили». И хитрости я помнил. Достать оксиды бария и меди, а также кислород — тоже просто. И жидкий азот в беломорских лабораториях производили, пусть и пару килограммов в день.

Сенсации долго не живут! И верно говорит пословица — «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать» любое, даже самое красочное описание. Я ещё помню, как сам поражался, что таблетка вдруг начинает парить над кольцом из магнитов. Спичкой внизу проводил. Все понимал, но — не верил своим глазам. Так что и тут нужно было обеспечить «доступность шоу» в разных уголках мира! И чтобы всюду рядом со зрелищем звучали слова «Воронцов», «русский Эдисон» (да хрен с ним, если на дело работает) и особенно — «Беломорские лаборатории»! Сюда должны захотеть попасть студенты и учёные со всего мира!

Спрос на зрелища нужно удовлетворять моментально, как только он возник! Вернее, как только я его создал. А значит, мне нужен был источник иттрия — третьего и последнего компонента сверхпроводящей металлокерамики. И у меня он был! В отходах моих предприятий по извлечению тантала. Иттрий часто встречается в тантало-ниобиевых месторождениях в виде примеси. Зато чтобы заставить Байкова наладить выделение этого самого иттрия хотя бы килограммами, пришлось потратить бездну сил. Не хотел он отвлекаться на «всякую ерунду, не имеющую практического применения»!

Беломорск 19 октября(1 ноября) 1900 года, четверг

Эх, если б его услышали в моем будущем, где редкоземельные элементы были основой всей кибернетик! Или если б он мог посмотреть, КАК изменит мир эта самая «ерунда»… Но тут пришлось иные применять стимулы. Просто приказать я не мог. У него люди и так пахали в лабораториях с утра до вечера, прихватывая и выходные.

Впрочем, и отступить я тоже не мог. Потому что как раз для того, чтобы увеличить количество людей в лабораториях, мне и нужен был иттрий.

А потому я сначала напомнил, что у нас тут многое крутится вокруг химии, и что мне кажется любопытным применение иттрия в качестве катализатора… Что характерно, я даже не очень-то и врал. Я точно помнил, что катализаторы с включениями иттрия в моем будущем применялись, хоть и не помнил, в каких производствах…

Но Байков уже тоже начинал расти, как управленец, и потому спокойно предложил «включить эти перспективные исследования в план 1904 года. А к тому времени они совершенно точно нужное количество иттрия мне выделят. Когда же я продолжил настаивать, предложил подключить к обсуждению и своего патрона Чернова. Разумеется, Константин Дмитриевич решительно поддержал своего ученика. Он и к совести взывал, и рассказывал мне, что Андрей Горобец, 'ваш, кстати, протеже, Юрий Анатольевич», в лабораториях уже и ночевать начал… «Ему бы барышнями интересоваться, а он за лабораторным столом чахнет!»

И тогда я прибег