Тень Казановы - Наталия Яровая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он быстро документы подготовил. Вроде «Эспаньолу» свою я безвозмездно ему передаю. В подарок. С барского плеча. Себя он сразу генеральным назначил, плечи распрямил. Приехал с бумагами в офис на белом коне.
— Подписывай!
Я подписал. Поздравил его.
Телефон зазвонил. Кто-то из покупателей с претензиями очередными звонил, директора потребовал. Я Диме трубочку передал. Тот растерялся, проблеял что-то, позже перезвонить попросил. А тут и со стройки позвонили: бульдозер не пришел, бетон закончился.
— Дима, тебя!
Совсем парень побледнел, снова блеял, снова — перезвоните позже. Трубку положил, на меня недоуменно глянул. Понял, наконец. И народ мой офисный как раз вовремя потянулся — технологи, проектировщики, дизайнеры. Заявления об увольнении принесли. Диме совсем поплохело. Я барахлишко свое собрал, попрощался.
— Ты куда? — полный нокаут.
— Работу искать пойду. А ты братве долю зарабатывай, — развернулся и ушел. Немая сцена.
Горько уходить было, конечно. Здесь каждая бумажка, скрепочка и кнопочка через мои руки прошли…
Сотрудники мои бывшие на улице дожидались. Вопросов и упреков не было. Да и я за них не дергался. У меня такие спецы работали — без проблем устроятся. А мне-то куда?
Посидели напоследок всей командой в кафешке соседней. Водки приняли.
— Неужели так и отдашь им все?
— Что — все? — спросил. — Столы и стулья в офисе? Стройку загубленную? Пусть подавятся!
— Да они же тебя раздавили! Как сороки по ветру растрепали! Как тебе работать теперь — все косятся!
— Разберусь.
Пока слезу пустить не успели — попрощались. Искренне, с сожалением. Хорошая команда была. Настоящие профи, я их годами сколачивал. Ладно, такие не пропадут, здесь совесть моя чиста.
Стройку через месяц заморозили. Братва металась в панике. Ссылались на меня. Пошли повестки в суд. Не на меня — на «Эспаньолу». Так извиняйте, не моя контора теперь.
Но каждому не объяснишь… Репутация — самое важное, отец говорил. Нет репутации — дела нет.
Нет, папа, у меня больше репутации! Пятнадцать лет была, за три месяца не стало. Спасибо Диме.
Народ вокруг жужжал. Друзей резко поубавилось. Сам старался особо нигде не появляться.
Потом и звать перестали…
Братки периодически появлялись, придумывали мне долги, встречи назначали. Угрозы сыпались, слюной брызгали. Дергались, в общем. И меня дергали. Дела нет, денег нет. Покоя нет. Навалилась глухая депрессия.
— Тебе уехать надо, — сказала как-то Вика. — Переждать. Пересидеть все эти тяжбы и пересуды. Братве время дай угомониться. Мозги свои в порядок приведи. Есть куда?
— Не знаю…
Сначала в Америку думал рвануть. По русской традиции. Потом остыл. К кому? Люба? Проехали уже.
Есть там еще с десяток приятелей. Нужен я им… Да и денег нет.
Устроиться там на заправке работать? Это и у нас в Серышеве каком-нибудь можно.
Серышев! Серышев!!
— Есть, — Вике сказал. — Не скажу где. А то, не ровен час, братва совсем в долги со стройкой впадет, озвереет, пытать тебя начнет.
— Да не сдам я тебя! — Вика засмеялась.
— Знаю, что не сдашь. Но меньше знаешь — лучше спишь. Не боись — не пропаду.
Она не боялась, и правильно делала.
— Ты хоть регион определи. Климатический. Как собирать тебя?
— Как декабриста, — пошутил. — В ссылку.
И мы поехали на китайский рынок. Барахло теплое покупать.
Я на всякий случай шифровался. До Хабаровска поездом поехал. Алка меня на вокзал проводила, жена бывшая. Вика надулась.
— Не дури, Заяц, — сказал, — не время.
Поцеловал. Тоскливо было.
В Хабаровске билет до Екатеринбурга взял. Полетел. В никуда.
У меня в Екатеринбурге тоже знакомая была, Марина, — с ней когда-то на стажировке в Америке вместе были, подружились. Она там наших друзей-американцев русской кухней по выходным удивляла. А я при этом байками их развлекал. Маринка фирму в Екатеринбурге аудиторскую держит. После стажировки перезванивались иногда. Она меня в гости звала, я — ее. Вот и приехал. Да не пойдешь же к ней в таком виде. И состояние не то. Не пошел. На крайний случай оставил. Мало ли…
В Серышев подался. Спасибо, Евгения Августовна подумала вдруг обо мне, наследство оставила! С чего только? Непонятно. Однако сгодилось вот…
— Весна, — вдумчиво заметил как-то Борька.
Преувеличивал он, конечно. Весной еще и не пахло. А ведь апрель уже. Это во Владивостоке сейчас весна вовсю. А здесь — сугробов! И холодно еще. Хотя в воздухе что-то шевелиться начало. Прав, наверное, Борька.
Четвертый месяц я здесь отдыхаю, однако. Пора бы и честь знать. Чего ж придумать-то?
В одну из суббот с Борькой в Екатеринбург поехал — развеяться. Пока Борька на рынке богател, я по центру прогулялся — красивый город! Потом на переговорный зашел. Вике сначала позвонил. Убедил ее, что люблю по-прежнему. Взаимностью ответила. Потом — Алке. Сына, слава богу, дома не было. Мы ему до этого придумали, что я в Америку по делам свалил.
Потом Максу звякнул. Друзья мы с ним. Лет двадцать уже. Я ему бизнес поднимать помогал в свое время. Рекламой он занимался, сначала канал на радио открыл для автомобилистов. Потом к телевидению подобрался. Смешно, тогда казалось. А гляди ты — поднялся. Пару журналов учредил. Холдингом обозвался. Шло дело!
Новости были такие: братва все еще лютует. По суду им оставшимся покупателям деньги пришлось выплатить. Администрация в этой ситуации земельный договор с «Эспаньолой» быстренько расторгла. Новоиспеченный генеральный директор фирмы во всем винит, конечно, меня, но братки уже и к нему претензии предъявлять стали. А пока меня ищут. Но найти не могут.
Ну, найдут. А взять-то с меня чего теперь? Да и не за что вроде, как выясняется.
Стройку замороженную продать пытаются. Кто ж купит-то? Любой нормальный застройщик новый договор на землю с администрацией заключит, да и будет дело свое делать. «Ах, вы тут домик строить начали? Так хотите сносите его, хотите нам в подарок оставьте. Мы вам большое спасибо скажем!»
В общем, домой возвращаться пока никто не советовал. Пусть придурки угомонятся, все равно работать спокойно сейчас не дадут.
Макс денег выслать предложил. Отказался. Подождем пока.
— Ты лучше Алке для Гришки подкинь, — попросил.
Он засмеялся:
— Без твоих советов подкидываю. И Вике помогаю.
К Вике он вообще дышал неровно и даже не скрывал этого.
— Макс, я, конечно, не ревную! Но, если что, хату спалю!