Часы академика Сикорского - Наталья Александрова

На самом деле Александра вовсе не думала, что Никита Сергеевич убил того незнакомца. Зачем ему это? Но с другой стороны, он занят здесь явно чем-то противозаконным. И нечего на нее наезжать! Тростью он еще будет замахиваться! Да пусть только попробует ее ударить!

– Говорят же вам, я никого не убивал! И она тоже! Мы не имеем к его смерти никакого отношения!

– Это только слова! Кто-то же его убил, и этот кто-то – один из нас! И вы со своей «дочкой» – первые подозреваемые, потому что в вашем шкафу огро-омный скелет!

– Скелет, говорите? – голос Никиты Сергеевича стал тихим, в нем звучало страдание. – Да, вы правы. В моем шкафу есть скелет, и даже не один, а целых два…

Его интонация заставила Александру устыдиться. Ее слова наверняка причиняли старику настоящую боль. Она хотела уже извиниться и уйти, но он опередил ее:

– Вы говорите, Саша, что это только слова… нет, это не только слова. Есть и кое-что посерьезнее. Мне все же кажется, что вы – хорошая женщина. Вы обещаете, что никому не расскажете о том, что узна́ете от меня?

– Да, конечно. Я не имею привычки разбалтывать чужие секреты, – смущенно проговорила Александра, подумав, что напрасно дает такое обещание. Но старик выглядел слишком расстроенным… Она присела рядом с ним на такой же чурбачок и шикнула на прибежавшую Клаву, которая требовала продолжения игры.

– Если так… Что ж, очень может быть, что я об этом пожалею, очень горько пожалею, и все же… Я не хочу, чтобы вы считали меня лжецом и убийцей, – вздохнул Никита Сергеевич и, расстегнув куртку, достал из кармана мобильный телефон – старенький, в потертом и поцарапанном корпусе, но с довольно большим экраном. Включил его, нажал несколько кнопок и протянул телефон Александре. – Вот, посмотрите это видео…

Видеозапись была любительская, плохого качества. Кадр дрожал, то и дело смещался, изображение было нечетким, но все же можно было разглядеть старую, больную, изможденную женщину, которая лежала в постели на высоко взбитых подушках.

– Мне надоело… мне надоело бояться, – проговорила она запинающимся, едва слышным голосом. – Да и чего мне теперь бояться… – на губах женщины промелькнула горькая улыбка. – Сколько мне осталось? Может быть, две-три недели, а может, всего несколько дней. Что он мне может сделать?

– Он? – раздался другой голос, видимо, того человека, который делал видеозапись. – Кто это – он?

Женщина в постели, кажется не услышав этого вопроса, снова заговорила – сбивчиво, взволнованно:

– Я должна, должна это рассказать… если я умру, не рассказав, правда умрет вместе со мной… ее никто никогда не узнает… бедная, бедная девочка…

– Девочка?

Женщина закашлялась, приподнялась, попросила воды.

Чья-то рука поднесла к ее губам стакан, женщина сделала несколько торопливых глотков. Кашель прекратился, но она дышала тяжело, хрипло, мучительно. Наконец отдышалась и продолжила:

– Тот день… я помню его удивительно отчетливо, во всех деталях… как будто это было только вчера…

Тут снова зазвучал второй голос:

– Начните, пожалуйста, раньше. Расскажите предысторию тех событий. Расскажите, что к ним привело. Я все это запишу – вы ведь не против записи?

– Да, я согласна.

– И для начала назовите себя… тогда эта запись станет документом, свидетельством, доказательством. Вы же хотите, чтобы правда восторжествовала?

– Я понимаю… да, конечно, я хочу… я должна… – женщина снова бессильно откинулась на подушки. – Извините меня. Я все еще боюсь, хотя, казалось бы, теперь-то чего мне бояться… ну, ладно… начну с самого начала… – Она снова приподнялась, голос ее зазвучал тверже и решительнее: – Меня зовут Нина Андреевна Сергиенко. Двенадцать лет назад я устроилась работать няней в семью… в семью… – она глубоко вдохнула, словно собиралась прыгнуть в ледяную воду, и наконец договорила: – В семью бизнесмена Олега Северова…

Ей было трудно произнести это имя, она буквально заставила себя выговорить его вслух. Зато теперь, после того, как имя было произнесено, слова полились легче, свободнее:

– Я очень привязалась к девочке. К Машеньке… Это был такой светлый, такой чудесный ребенок! Когда она улыбалась, казалось, в комнате становилось светлее. Впрочем, – женщина смутилась, – это лишнее. Это эмоции, а они не имеют отношения к делу.

– Отчего же, – произнес голос за кадром, – если это кажется вам важным… А что вы можете сказать о ее родителях?

– О родителях… – повторила женщина, глядя в пустоту. – Что ж… Маргарита, жена Северова, была славной женщиной, выросла в хорошей, интеллигентной семье. – Женщина на мгновение прервалась, собираясь с силами, затем продолжила: – В девочке души не чаяла, старалась проводить с ней как можно больше времени. Знаете, до Северовых я работала в нескольких богатых семьях, так вот там было не так. Матери в тех семьях по большей части занимались собой, дни напролет проводили в косметических салонах, фитнес-центрах и дорогих бутиках. Дети для них были скорее обузой, в лучшем случае – игрушкой, развлечением. Они, конечно, изображали материнские чувства, но в основном для того, чтобы выжимать из мужей деньги… – Женщина горько улыбнулась: – Впрочем, я отвлеклась. Я хотела только сказать, что Маргарита мне нравилась, и я ей очень сочувствовала.

– Сочувствовали? А что, для этого была причина?

– Еще бы! Ее муж, Олег Северов, был… вернее, и есть… тяжелый, даже страшный человек. Мне кажется… знаете, говорят, что человек произошел от обезьяны, так вот Северов произошел не от той обезьяны, что все остальные. По-моему, у него не было и нет простых человеческих чувств. Он считает человеческие чувства проявлением слабости и признает только силу. Физическую силу, силу денег, силу власти… – Женщина провела рукой по лицу, словно стирая с него выражение негодования и презрения, и проговорила другим тоном: – Вы можете спросить: зачем тогда Маргарита вышла за него замуж?..

– Из-за денег?

– Нет… Маргарита была не так глупа и примитивна, чтобы выйти за деньги. Все куда сложнее. Северов, насколько я его знаю, из тех людей, которые всегда добиваются своего. Любыми средствами. Я думаю, когда он выбрал Маргариту, когда поставил себе целью жениться на ней – он сумел на какое-то время стать другим человеком. Наверняка красиво ухаживал за ней, наверняка сумел стать обаятельным, изобразил искренние чувства. Кроме того, возможно, он очень отличался от всех, с кем она прежде встречалась, и произвел на нее впечатление сильного, решительного человека… А когда добился своего, когда она стала его женой, родила ребенка – вот тут он сбросил маску и перестал притворяться. А зачем? Куда она теперь от него денется? Он стал самим собой, даже хуже, чем обычно, – потому что хотел отомстить ей за то время, когда пришлось за ней ухаживать, переламывать себя. Он унижал, третировал ее, даже бил. Я иногда замечала это. В основном он бил так, чтобы не оставалось следов, но это не всегда удавалось…

– И Маргарита это терпела?