Эйя - Мирослава Мэй

class="p1">«Но он дотрагивался до меня много раз, и я все еще жива! Тот поцелуй…Все изменил их поцелуй».

Она никогда в жизни не испытывала ничего подобного. Как-будто измученный жаждой несчастный странник, на последнем издыхании набредший на спасительный родник, – она упивалась его живительной прохладой и никак не могла напиться. Хотелось окунуться в него с головой и остаться там навсегда.

Но подарив блаженство на краткий миг, Нэй отстранился, будто отгородился от нее невидимым барьером. Ничего не объяснив, просто исчез. А она осталась, молча созерцать глубокую дыру у себя в сердце с давящей, почти осязаемой пустотой на дне. Неужели «завтра» придет без него? Внутри все сжималось от боли. Всего за несколько дней он сделал ее словно неполноценной и еще более одинокой.

«Почему ты не послушалась!? Зачем ты открыла ему свою душу, Айвен?» – Корил ее внутренний голос. – «Остается только надеяться, что эта дыра когда-нибудь зарастет».

Глава 20

Нэйланд метался, как раненый зверь, ураганным ветрами выкорчевывая деревья и превращая их в щепки. Земля дрожала от его невыносимой, душевной боли, кроша огромные глыбы скал в мелкие крошки.

Неконтролируемая, первородная ярость леденящими потоками циркулировала через его сознание, щедро омывая ими всю планету. Он безумствовал и злился. Нет, не на Эйю. Он злился на себя. Глупец! Какой же он глупец, что не смог сдержать порыва и ответил… Поцеловал такие манящие сладостью губы. Его ничтожное тело готово было рассыпаться на тысячи осколков, высвобождая смертоносную энергию, но душа умоляла сознание сдержаться и продлить эти упоительные мгновения еще. Еще и еще. Звезды! Он мог же убить Айвен в своем желании присвоить себе окончательно. Без разрешения заклеймить, как свою собственность, наивно полагая, что Эйя все равно полюбит его потом! Он был в шаге от этого, не успел добраться только до сердцевины.

Как же вовремя ее мелкий паразит подсунул ему красочные картинки их счастливой, совместной жизни! И торжествующе напомнил, кто такой Нэйланд Мор – Тант и для чего он здесь! Он явно недооценил эту жалкую душонку.

«Когда придет время, я буду долго и мучительно терзать твое тело, прежде чем уничтожить, не оставив даже пылинки!» – Клятвенно пообещал Данталиану Вейн Руасу Жнец, стараясь успокоиться и усмирить бушующую стихию.

«Значит наследный принц Дуаг. Занятно…»

Конечно, руахи знали, что не все души принимают смертные тела, отказываясь от них из-за невозможности гармоничного сосуществования. Но это случалось настолько редко, что не вызывало никаких подозрений со стороны хранителей. Такие пустые сосуды приносили лишь разрушения и страдания своим близким и умирали очень быстро, не прожив и нескольких десятков лет. Но это не случай первенца семьи Руасу. Бамако, хитрец. Обвел его вокруг пальца и вышел победителем. Пока он возился с душами в Синем лесу, пытаясь через них докопаться до истины, братец прекрасно знал, какой конец у этой истории. Антигону Гаю стало скучно, потянув на сентиментальность, и они вдвоем придумали новеллу о любви. Как прекрасная аннерийка спасает обреченного на смерть бездушного, дуагского принца, и они живут долго и счастливо, снова своим примером объединив два народа.

Наверняка эти двое сейчас хохочут над ним в полный голос.

В груди опять заклокотала ярость, а также… жгучая ревность. Нэйланд направился прямиком в храм Судеб, чтобы высказать Бамако и Антигону все, что о них думает, попутно призывая к себе свою Тень.

Дом был пуст. Это расстроило Жнеца, но не сильно. Братьям все равно от него не скрыться. Где-то он был даже рад, что никто сейчас не сможет увидеть полноту его душевных терзаний. Его маленькая девочка полюбит другого…

Он подошел к источнику и сняв перчатки, погрузил руки в его мерцающие искры, восполняя силы и возвращая равновесие в триединую сущность.

– Я прише-е-ел на зо-ов, хоз-я-и-и-и-н.

Едва заметная Тень подкралась к Жнецу и как обычно преданно обвила его ноги.

– Твоя миссия закончена, Карас. Возвращайся ко мне.

Тень с покорностью вошла в призрачное тело Нэйланда, но тут же отпрянула, сжавшись в маленький, дрожащий комок, отлетела в самый дальний, темный угол пещеры.

– Больно-о-о, хоз-я-и-ин!

– От чего же тебе больно, Карас? Я безмерно скучал и рад снова воссоединиться с тобой.

– Ваш-ш-ша душ-ш-ша бол-и-ит…, – протяжно завыла Тень и переметнулась в другой угол, не желая приближаться к Жнецу.

– Так ты узнаешь это чувство, мой друг? Помнишь такую боль? Так иди же ко мне и прочувствуй ее сполна! Напитайся ею! – Лицо хранителя исказила страшная гримаса гнева. – Столетия не изменили твоей сущности, ты – бездушное отражение, бывшее когда-то человеком.

Карас трусливо поскуливал, не смея перечить своему господину.

– Боль-ль нераз-зздел-е-нной любви-и-и отр-рав-ля-я-ет ва-а-шу-у душ-шу…

– Я знаю!!! И для меня нет противоядия! Только я – не ты! Не человек и смогу примириться с этой болью, не мучая Эйю своей любовью! Я смогу!..

Если бы Нэйланд Мор – Тант умел плакать, он бы разрыдался сейчас от безысходности. Душа его рвалась на части, одна из которой требовала вернуться к Айвен. Рассказать ей о своих чувствах! Убедить, что его помыслы по отношению к ней всегда были чисты, ведь он полюбил ее с первого взгляда. Доказать, что он достоин ее и вовсе не такой, каким его считают люди. Как же хотелось снова заключить ее в свои объятия и целовать до умопомрачения… Наплевать на все запреты, сделать все, чтобы Эйя откликнулась на его любовь. Другая же половина, давившись от горечи, твердила, что это невозможно. Все, что случилось с ним, не должно было произойти, потому что он… не человек! А Эйя – человеческая душа. Он должен забыть про эту девочку и дать ей прожить жизнь именно так, как она того хочет. Вмешиваться в их с дуагской душой мир он не имеет права.

– Ты здесь, брат…, – дуновением ветерка пропел возле уха звенящий шепот.

– Как видишь, Хрисанф Рувим.

Напротив Нэйланда, сначала неуловимо, затем более явственно показалась мощная фигура высокого мужчины в белом одеянии. Блестящие, черные волосы были завязаны в тугой узел на затылке, а словно высеченное из камня мужественное лицо было как две капли воды похоже на его собственное. На этом сходство заканчивалось. Вдыхающий жизнь являлся его полной противоположностью.

Чувственные губы Хрисанфа растянулись в добродушной, приветствующей улыбке.

– Что побудило тебя за день погубить то, что я взращивал долгие годы, Нэйланд Мор-Тант?

– Бамако с Антигоном сыграли со мной