Лживый язык - Эндрю Уилсон

— Значит, это я виноват, что у нас вместо сына выросло беспринципное чудовище?

Мое терпение лопнуло. Не сказав ни слова, я вышел из-за стола, схватил в коридоре свои вещи — плащ и рюкзак. На кухне мама счищала тирамису в мусорное ведро с тарелки. Я поцеловал ее на прощание. Она попыталась меня остановить, хотя и не очень усердствовала, понимая, что это бесполезно. Уже на выходе из родительского дома я заметил отца. Он таращился на меня, открыв рот, будто дебил. Я посмотрел на него с ненавистью во взгляде. В кои-то веки я был доволен тем, что я — это я.

— Больше не смей ко мне приближаться, сволочь. Убью на месте, — сказал я и хлопнул за собой дверью.

С тех пор мы с ним не разговаривали. Держались как можно дальше друг от друга. Так нам обоим было спокойнее.

* * *

Я вновь шел по следу Крейса. У меня было такое чувство, что за последние несколько дней — не считая встречи с Лавинией Мэддон — я позволил ему ускользнуть. Мое прошлое слишком часто вторгалось в настоящее, омрачая мои мысли и отвлекая меня от моей истинной цели.

В поезде, следующем в Дорсет, я просмотрел весь собранный о Крейсе материал. Пролистал свой блокнот, в котором теперь было много заметок, еще раз прочитал газетные статьи. Если все пойдет по плану, думал я, в конце этой поездки я буду точно знать, что произошло между «пасынком» мистера Шоу и Крейсом; у меня будет дневник Криса. По возвращении в Венецию я буду вооружен исходным биографическим материалом, который предоставит мне услужливая Лавиния Мэддон. Я также лелеял надежду, что в дневнике описаны события, которые привели к смерти Криса, и я смогу понять, как он умер: покончил с собой или его убили. Убили. Какое странное неестественное слово. Мне до сих пор не верилось, что Крейс способен на убийство.

Поезд, окутанный серым туманом, подъехал к вокзалу Дорчестера. По платформе барабанил дождь. Люди, сутулясь и ежась, спешили спрятаться под крышей. Я вбежал в здание вокзала, промчался мимо билетной кассы и устремился к стоянке такси. Там стояла одна машина с запотевшими изнутри стеклами. Проведя рукой по волосам, я привлек к себе внимание таксиста, молодого толстяка с похожей на тесто кожей. Я спросил, слышал ли он про Уинтерборн, расположенный в пятнадцати милях от Дорчестера, и мы договорились, что он довезет меня туда за восемнадцать фунтов.

Мы заколесили по улицам города, выехали на окраину; «дворники» двигались по лобовому стеклу, словно крылья сломанной механической птицы.

— По делам приехали? — спросил таксист, пытаясь завести разговор.

— Что-то вроде того, — ответил я.

— Прежде уже бывали в этих краях?

— В общем-то, нет. Самое близкое — в Бурнмауте. На каникулах. — Я не лгал. На том и закончилась наша беседа. Тишину салона нарушали только шум дорожного движения и стук дождя по кузову автомобиля.

Мы свернули с оживленной автотрассы, проехали через какое-то селение, мимо полей, потом дорога потянулась через лес. С мокрых деревьев капала вода, по полям гулял ветер. Дорога была такая узкая, что две машины едва ли смогли бы разминуться: темный туннель через лесной массив, у которого не было ни конца, ни края. Ветки и сучья хлестали по такси. Дорога пошла вниз, потом так же резко — вверх, затем последовал крутой поворот, и мы выехали из леса. Слева появилась школа, где работал Крейс: идеально симметричное здание в стиле неоклассицизма, стоявшее посреди полей. По прошествии нескольких секунд показалась возвышавшаяся сразу же за школой церковь — готическое чудище, смотревшееся несуразно рядом с палладианским зданием. Водитель замедлил ход, искоса глянул на строения и повел головой в их сторону.

— Вид что надо, — проговорил он, кивая, будто отвечал сам себе.

— Да, интересный, — подал я голос.

Мы проехали по краю склона, на котором росли деревья, обогнули холм и вновь стали спускаться вниз. Передо мной лежала деревня; на фоне неба вырисовывался силуэт ее церкви. Водитель высадил меня у местного паба под названием «Олень». Это была постройка с соломенной крышей и чудной перекошенной дверью — довершающий штрих к идиллическому сельскому пейзажу. Трудно было представить, чтобы здесь могло произойти что-то плохое.

Я дал таксисту двадцатифунтовую купюру, по усыпанной гравием дорожке подошел к пабу, повернул дверную ручку и шагнул внутрь. На меня обрушилась волна жара, такого сильного, что мне показалось, будто мои щеки обожгло каленым железом. В глубине помещения пылал камин, перед которым лежал старый пес, помесь дворняги и гончей. Посетителей не было. За стойкой бара краснолицая женщина средних лет вытирала бокал, засунув в него скрученное полотенце. Я подошел к ней, кашлянул, но она не подняла головы. Только когда я сел на табурет и положил свою сумку на деревянный прилавок, она моргнула, заметив, что появился клиент.

— У вас есть свободная комната?

Хмуря брови, отчего на ее лбу прорезались глубокие морщины, она смотрела на меня так, будто я задал вопрос на чужом языке. Потом кивнула; дряблая кожа на ее шее затряслась, как у индюка.

— Правда, я не знаю, как долго пробуду здесь, — добавил я.

Ей было все равно. Деньги вперед — тридцать пять фунтов за ночь, и делай, что хочешь.

Неразговорчивая женщина провела меня через маленькую комнатку с низким потолком к лестнице, по которой мы поднялись на верхний этаж и оказались в коридоре. Я увидел три двери, за которыми, вероятно, находились три маленькие комнаты. Женщина завела меня в первую дверь по коридору. Комната была невзрачная и не очень чистая. На подоконнике валялись высушенные осенним солнцем мертвые мухи, похожие на сморщенные ядовитые ягоды. Головой я задел паутину, а когда бросил свою сумку на кресло, стоявшее в углу комнаты, от него поднялось облако ныли.

— Здесь все, что вам нужно. — Моя новая домовладелица жестом показала вокруг себя, словно привела меня в номер люкс в отеле «Савой». На самом деле, кроме кровати, пыльного кресла и мертвых мух, в комнате ничего больше не было. — Так что я оставлю вас.

Она направилась к дверям, но на пороге обернулась и добавила:

— Ванная сразу же по коридору. Ничего особенного. — Я ни на секунду не усомнился в правдивости ее слов.

Я прибрал в комнате — смел паутину и мух — и разобрал свои вещи, положив джинсы и пару свитеров на кресло. Затем достал свой блокнот и нашел номер телефона Шоу. Хотел позвонить ему по мобильнику, но сети не было. Я взял из бумажника несколько монет и спустился по лестнице в паб, где чуть раньше заметил таксофон. Пес все так же неподвижно лежал перед пылающим камином; хозяйка заведения уже опять стояла за стойкой бара и, не торопясь, старательно вытирала бокалы.

Я набрал номер Шоу. Несколько секунд шел вызов, потом в трубке проскрипело:

— Алло?

— Алло, мистер Шоу. Это Адам Вудс. Вы просили позвонить вам по приезде. Так вот, я уже здесь.

— Да, рад вас слышать, — сказал он после того, как немного отдышался. — Очень рад.