Контрабас и виски с трюфелями - Михаил Шахназаров

— Борис, а кофейку не желаете?

— Нет… Спасибо. Лучше минералку.

Совсем скоро Лидия Андреевна появилась в дверях с подносом и жалобами:

— Ох уж эта Ирочка! Сколько раз говорила ей, что банку с молотым кофе необходимо плотно закрывать. Но банка снова приоткрыта. А ведь улетучивается тот самый аромат! Те самые составляющие, что делают этот напиток таким неповторимым. Говорю ей, что это улетучивается бодрость, это улетучиваются неповторимые нотки, а она все по-своему делает.

Стучать в этом офисе было занятием обычным. Сторож-инвалид сексотил на водителей. Водители постукивали на менеджеров, бухгалтеры — на электрика и уборщицу. Их гнала не тяга к карьерному росту. Им просто хотелось казаться честными и ответственными людьми.

— Вы правы… Вы правы, Лидия Андреевна. Присаживайтесь, кстати, — приглашение Борис сопроводил жестом. — Улетучивается этот дивный аромат… Дивный аромат кофе. И улетучивается в этой жизни все. Улетучиваются деньги. Они улетучиваются, как хорошие сны. Кажется, еще мгновенья назад ты видел волшебный сон… А пробудился, и его нет…

Так же и с деньгами. Недобросовестные партнеры, транжиры-любовницы. А как улетучиваются ароматы современных духов? Кажется, ты еще не успел нюхнуть… — Борис осекся. — Кажется, ты не успел почувствовать этой феерии запахов, а ее уже нет. Она испарилась, исчезла, она улетучилась. То же самое и с прекрасными мгновеньями нашей жизни. Ты требуешь от них вечности, а они улетучиваются, как те самые составляющие из банки с молотым кофе. Люди! Люди и те улетучиваются, дорогая моя Лидия Андреевна. Еще три недели назад я гулял на семейном празднике у Юры Савинкова. И вот он кого-то обманул и улетучился. Осталась машина, дом, жена, дети. И скорее всего, дети-сироты. А Юра улетучился, он исчез. То есть улетучиваемся мы, наши чувства, ветра любви и восхищенья. Кстати, я заметил… Вы очень часто используете в лексиконе это слово. Я имел в виду — «улетучился». Вот буквально недавно вы рассказывали своей подруге с ужасным именем… оно еще похоже на химический элемент. На иридий, кажется… Как ее, дай бог памяти?..

— Об Ираиде? — удивленно спросила бухгалтер.

— Да-да! Именно об Ираиде. Вы говорили примерно так: «А каким он был самцом! Вепрем. Добрым волосатым чудищем. А его вероломный орган…»

Бориса зацепило. И Лидия Андреевна позволила прервать его страстный монолог:

— Борис, но что вы себе позволяете?!

— Подождите, подождите… Не перебивайте меня! На чем я остановился?.. Ах да! Вы продолжали: «А его хер! Это был оживший тотем с острова Пасхи! Он был сказочным! И он улетучился, как в сказке». И не нужно на меня так удивленно смотреть. Я все это действительно слышал. И ведь мне было обидно! Обидно, что этот волшебный тайфун удовольствия улетучился. Этот оживший тотем с острова Пасхи перестал вас радовать… Что он сделал вас на какое-то время несчастной… Надеюсь, конечно, не на всю жизнь.

Лицо Лидии Андреевны окрасилось в бордо. Она резко выпалила:

— Я могу позволить себе рюмку коньяка, Борис?

— Вы обязаны… Обязаны позволить себе не рюмку, а хоть бутылку самого дорогого коньяка, который стоит у нас в баре. На ваш выбор.

Лидия Андреевна вернулась с бутылкой «Hennessy» и двумя фужерами. Резко плеснув на дно, она быстрым движением сделала хрусталь бесцветным. Злости в ее взгляде не было. В нем смешались удивление, стыд и, как показалось Борису, крохотная искорка похоти.

— Но как вы могли слышать мой разговор с Ираидочкой?

— А для вас новость, что все телефоны в этом офисе прослушиваются?

После этой фразы Лидия Андреевна резко увеличила дозу «Hennessy», а залп в ее исполнении получился более громким. Коньяк вошел с бульканьем.

— Но я с вашего позволения продолжу, Лидия Андреевна. Вы образованны, вы интеллигентны, вы, в конце концов, сексуально метафоричны. Вот эта фраза, «как оживший тотем с острова Пасхи». Она же гениальна! Она должна звучать с театральной сцены. А «сказочный хер»! Идет налево песнь заводит, направо сказку говорит… О! Вспомнил! — Лидия Андреевна налила в очередной раз. — «Ираидочка! Поднимаясь с кровати, я благословила того, кто придумал сладостный грех безумного вторжения! Не чувствуя тела, я шла в душ, и казалось, что меня несет какое-то невидимое течение. Но подставив лицо под теплые струи, я видела, как перед внутренним взором снова вставал этот устремившийся в небо растущий стебель безумия и его обладатель. Брутальный мясник, необузданный иноходец. И эта сволочь улетучилась, Ираидочка. Он улетучился, Ира!»

Возникла небольшая пауза. Теперь негу опьянения испытывали оба сидящих в кабинете. Мозг бухгалтера смягчал коньяк, Бориса не отпускали снега кокаина.

— Но… Смею заметить… Ваша Валентина ведь тоже улетучилась, — проговорила, указывая на уже стоящую фотографию Валентины, Лидия Андреевна.

— Она-то? — небрежно кивнул в сторону рамки Борис. — Такие не улетучиваются. Такие летают. Вернее, не так. Бляди, они не летают, а порхают. И эта допорхается.

— Ну и царь с ней небесный. Борис… Я не понимаю одного. Зачем вы мне все это рассказали? Ну, понюхали вы белого порошка…

— Как интересно… А откуда вы знаете, что я нюхаю кокаин?!

Вопрос был задан довольно жестко.

— Ну, об этом знают все. В этом офисе не только все прослушивается, но и все подсматривается и, естественно, обсуждается.

— Ну да… Рыба… Рыба — она с головы… Почему я завел с вами этот разговор? Да и сам не знаю. Наверное, просто так. Понюхал и завел… Вот бытует же мнение, что профессия бухгалтера мешает женщине быть женщиной. А я убедился, что это полный бред. А потом…

Мы должны быть одной семьей, а не только фирмой. Не только рабами отчетов, прибылей, доплат и воровства. Мы должны делать все, чтобы чувства не улетучивались…

И вдруг Борис понял, что ему хочется взять эту женщину. Он желал ее прямо в кабинете. Не в комнате с дурацким названием «чилл-аут», а на столе. Поднявшись с кресла, Борис подошел к Лидии Андреевне и, наклонившись, поцеловал ее в губы. Со стороны выглядело неэстетично. Дама не жалела яркой помады для губ, и уже скоро возбужденный начальник был похож на перемазавшегося кетчупом ребенка.

Происходило все стремительно и синхронно. Согласованности партнеров могла позавидовать любая танцевальная пара. Тяга к изящной словесности не покидала Лидию Андреевну и на этот раз. «Мой шкодливый, пронырливый сорванец!.. Отважный юнга, смело поднявший парус на длинной мачте!» — восклицала женщина. Борис комментировал скромнее. Он просто глубоко дышал, изредка переходя на рык и удлиненное «да». После сдвижения занавеса на полу валялся разбитый телефон, канцелярский набор с глобусом и фотография Валентины с треснувшим стеклом. Покачнувшись, Лидия Андреевна направилась в сторону душа. Судя по походке, ее вновь несли теплые невидимые волны.