Черный амулет - Фридрих Незнанский

— Антон, во-первых…

Подошла вторая кабина лифта, и оттуда вышла женщина. Голованову с Плетневым пришлось отступить обратно.

— Да черт его!.. — фыркнул Антон. — Давай отойдем в сторонку, а то у всех на дороге…

— Давай, — согласился Сева, полагая, что как раз и настал момент истины, когда надо выяснить все вопросы и все расставить по своим местам.

Они отошли к окну.

— Да, так я чего хотел тебе сказать, Антон… Ты можешь, между прочим, меня просто Севой звать, так все наши зовут… Так о чем? Я хочу сказать по поводу заданий Меркулова. Наверное, он знает, что делает. Но он — заместитель генерального прокурора и к нашему частному агентству решительно никакого отношения не имеет. Это — раз. Далее. Поскольку он определил тебе особый участок работы, это ваше с ним личное дело. И мы в него не вмешиваемся. Считаешь «Глорию» своей «крышей» — считай, из уважения к тому же Меркулову или Александру Борисовичу мы и этот вопрос не затрагиваем. Но тогда закономерен и другой вопрос: почему мы обязаны отрывать от серьезнейшего дела — розыска террориста, от рук которого погиб наш директор, наш друг, оперативного сотрудника лишь для того, чтобы осуществлять личную охрану Ирины Генриховны и твоего сына? Захватывать при этом вооруженного чеченского боевика, который следил за ними, чтобы затем передавать его в МУР? И вздрагивать при мысли, что нас вот-вот притянут за уши к ответу за несанкционированное задержание преступника, давно объявленного в федеральный розыск. И при этом поневоле вешать еще на свои шеи уголовное дело, которое расследует Генеральная прокуратура, а мы к нему не имеем ни малейшего отношения. А мы ведь не благотворительная организация. Нам это надо?… Ну ладно, охранять какое-то время жену пострадавшего нашего товарища или разминировать, как этим сегодня занимался Щербак, «бомбочки», которые ей привозят неизвестные курьеры, — это, как говорится, еще куда ни шло, мы к таким вещам, как говорится, в Афгане привыкшие, сечешь?

У Плетнева кровь от лица отхлынула, глаза округлились.

— Да ты что?! Я ж ничего не знаю, Всеволод… Сева… Я же только что из Поволжья вернулся, к одному из бывших наших мотался. Надо же в конце концов установить, кто еще жив и кто может… Задание такое от Меркулова… Неужели, гады… Тоже пластид применили?

— А вот как раз и нет. Школьный кружок «Умелые ручонки»… И, кстати, еще у нас есть информация, что очередной свой теракт этот ваш хрен недобитый наметил именно на сегодня! Сведения из телефонных переговоров. Весь МУР, сказал мне его начальник, на ноги поднят, вся «уголовка» Москвы. А вы тут катаетесь… И что нам остается? С одной стороны — Грозова этого искать, а с другой — охранять Ирину, которой, извини, на нас… ну, наплевать на все наши требования! Пока она сегодня с твоим мальцом по зоопарку три часа прогуливалась, а Щербак глаз с окружающих не сводил, к ней в дом и доставили «привет от друзей»!..

— Ну это ж вообще… — Плетнев в растерянности развел руки в стороны.

— Вот именно, «ваще»! — передразнил его Голованов. — А хочешь еще? Меркулов приказал поставить пост у палаты Турецкого. Я там больше получаса пробыл — никого. Уходя, настращал дежурную. Пойдешь — проверь, наверняка все по-прежнему. Вот и доложи об этом своему работодателю, больше пользы будет.

— Но мы установили, кто этот террорист…

— Антон! Чего там устанавливать? Мы уже по трем «психушкам»… извини, по трем больницам, где он временно работал и откуда похищал девчонок, составили его фоторобот. Сам посмотри да пальцем ткни! Ты ж его должен помнить?

— Я видел в генпрокуратуре сегодня. Да, это он, Юрка… Теперь уже точно можно сказать. Но мне Константин Дмитриевич сказал, что он ушел от вас… ну буквально из рук выскользнул… А куда, не установили?

— Бегаем кто может, а народу — раз, два и обчелся… А что касается Константина Дмитриевича, так я тебе следующее скажу, Антон. Уезжая, Вячеслав Иванович, единственный владелец частного охранного предприятия «Глория», назначил меня совершенно официально исполняющим обязанности директора. Я человек не гордый, могу и подвинуться… Но пусть, понимаешь ли, хозяин прикажет. Поэтому, если Меркулов собирается и дальше распоряжаться «Глорией», он должен лично утрясти этот вопрос с Грязновым. Телефон его имеется, если Меркулов не знает, я продиктую. А до тех пор отдавать распоряжения и принимать любые решения, касающиеся деятельности агентства, могу только я. Это не наглость с моей стороны и не ущемленное самолюбие, это, в конце концов, буква закона. Вот то, что я хотел тебе сказать. Понимай правильно. Я человек военный, дипломатиям не обучен, ты, полагаю, тоже. Вот и давай решать. А сейчас, извини, некогда.

— Извини и ты меня, Сева, но раз уж зашел такой разговор, разреши и мне два слова сказать. Не оправдываться, нет, я не вижу, чтоб перед кем-то был виноват, кроме моей Аллы… покойной… Не мог быть рядом, вот в чем виноват… Служба проклятая, да чего тебе-то говорить?…

— Ну ладно, давай, Антон, только побыстрей, ты ж видишь — ситуация!

— Да понимаю… Но я же замечал, как вы смотрели… И ты сейчас сказал, ну, насчет Ирины Генриховны… Поверь, Сева, вот как перед Богом… Когда они с Константином Дмитриевичем ко мне тогда приехали… в деревню… я был не в себе. В полном разборе, да еще зол на них на всех. Даже приложил его. И… послал!.. А потом ее увидел, и что-то мне будто глаза-то раскрыло, глянул и — ахнул! Мать честна, да это ж она, Алка моя, ко мне вернулась, чтоб… ну, понимаешь? Из говна вынуть, куда я совсем уж — во! — Плетнев чиркнул ребром ладони по своим губам. — Веришь?… И я враз отрезвел… Смотрю и не верю, и слов никаких не знаю, а несу какую-то ахинею… и в башке — один туман. Чего-то нес им. Она говорит, что она — жена Турецкого, то есть которого я, попадись он мне тогда на глаза, удавил бы, веришь? А я на нее смотрю и вижу Алку… Похожа ведь, ну как две капли воды! — Плетнев умоляюще уставился на Голованова, стуча себя кулаком по груди и видя, что Сева не верит ни одному его слову. — Э-эх! — Он отчаянно махнул рукой. — Да ладно б я один… Ну бывает, в самом деле похожи… А тут не знаешь, ни как себе самому объяснить…

— А очень просто, — охладил Голованов горячность Плетнева. — Почему человек не ворует? Боится, что ль? Нет, совесть имеет.

— Да это все мне понятно! И не во мне, говорю, дело, в конце концов! Васька ведь! Он же почему так сразу к ней потянулся? Ну будто прикипел? Как к матери, понимаешь?… У меня — своя память, а у него-то — своя, вот в чем дело… Но я видел, как вы смотрели, и что обо мне думаете, тоже представляю… И говорю, как мужик мужику, у нас с тобой за спиной та еще служба… поверь, Сева, перед Александром Борисовичем — я ведь уже во всем разобрался! — я ни в чем не виноват. И не буду, слово даю.

— А чего ты жилу рвешь? Я тебе верю. Но и ты держи себя соответственно. Ладно, пошел я.

— Сева, если я срочно нужен, ты можешь полностью рассчитывать.

— Буду иметь в виду.

— Спасибо… Вот, рассказал, и как душу очистил, честное слово.

— Ну и молодец, и не марай больше.