Скрипка Льва - Хелена Аттли

желание новых интермеццо в придворном театре каждую пятницу, зрелищных развлечений ко дню рождения и годовщине ее коронации. Императрица Анна была так довольна работой Миры, что в 1736 году пожаловала ему титул придворного шута. Возможно, это прозвучит как сомнительный комплимент, но, как говорили, это было более престижное звание, чем звание композитора или скрипача. Мира пробыл в Санкт-Петербурге девять лет, а Луиджи Мадонис более тридцати лет проработал скрипачом-солистом при российском дворе. Сонаты для скрипки и баса, сочиненные Мадонисом в 1738 году и посвященные императрице, были одними из первых музыкальных произведений, когда-либо напечатанных в России[71].

Не имело значения, куда уезжали работать итальянские скрипачи - в Россию, Францию ​​или Австрию - повсюду они воссоздавали маленькую Италию. Куда бы ни попадали, исполняя исключительно итальянскую музыку, они жили и ели вместе, разговаривали и играли только друг с другом. Одно из таких сообществ процветало в Праге между 1724 и 1734 годами, но Маленькая Италия в Праге отличалась тем, что была колонией оперного мира Венеции. Среди этих скрипачей и вокалистов, декораторов и либреттистов сплетни замыкались исключительно на музыке и музыкантах Венеции, и в течение десятка лет они перемещались между двумя городами, как если бы это 750-километровое путешествие было необременительной прогулкой. Если бы путешествие скрипки Льва на восток началось именно таким образом, я полагаю, она бы отправилась из Венеции в составе целой армии, потому что, помимо певцов, скрипачей и других музыкантов, в путешествие отправлялись либреттисты, переписчики нот, художники-постановщики, художники по костюмам. Все они проходили прослушивание или собеседование у Антонио Денцио, тенора и старого профессионала с огромным опытом работы в театрах северной Италии. Он действовал по указанию венецианского импресарио по имени Антонио Мария Перуцци, получившего разрешение поставить первые оперы, которые когда-либо увидели в Праге[72].

Толпа этих итальянских переселенцев включала младенцев, детей, мужей и жен, а к тому же матерей или сестер всех незамужних женщин. Скрипка Льва должна была быть помещена вместе со всеми музыкальными инструментами и скарбом на одну из повозок, в которых дети сидели на покрашенных театральных скамьях, а младенцы укладывались спать среди театральных костюмов и тюков с декорациями. Их маршрут пролегал из Венеции в Верону и далее через перевал Бреннер. Менее чем через две недели они прибыли в Линц. Именно там Денцио получил письмо от Перуцци. Он довольно поздно сообразил, что аристократы массово покидали Прагу летом, оставляя город без потенциальных любителей оперы. Прага находится в 750 километрах от Венеции, но Перуцци советовал им продлить путешествие примерно на сотню миль до северо-востока Чехии, где граф Франц Антон фон Шпорк ждал их в своем загородном имении.

Несомненно, они устали к тому времени, когда добрались до огромного поместья графа фон Шпорка, и им не потребовалось много времени, чтобы понять, что, хотя большинство людей в Европе восемнадцатого века без ума от итальянской оперы, граф фон Шпорк не был одним из них. Все, что он хотел от них, - это представление, способное произвести впечатление на гостивших у него принцессу и её мужа, пользовавшегося значительным влиянием при дворе в Вене. Но к тому времени, когда пропыленная, растрепанная и вряд ли способная кого-нибудь впечатлить труппа прибыла на место, важные гости уже покинули замок. И все же наличие в графском имении венецианской оперной труппы было весьма престижным для любого места Европы восемнадцатого века, так что фон Шпорк с радостью воспользовался возможностью произвести впечатление на своих соседей и гостей из Праги и Силезии, позволив всем предположить, что он привез труппу из Италии за свой счет.

Если скрипка Льва была частью труппы Перуцци, она провела остаток лета, исполняя оперы три раза в неделю для космополитичной публики, находящейся в праздничном настроении, а также развлекая гостей на банкетах фон Шпорка и аккомпанируя танцам на его летних балах. В конце лета труппа, наконец, переместилась в Прагу, где и просуществовала целое десятилетие.

Перуцци был финансистом без денег, менеджером без организаторских способностей, и он постоянно находился в Праге. Между ним и Дензио был заключен контракт и финансовое соглашение, инициатива подписания которого принадлежала Перуцци, но которое он так и не смог выполнить. Он не платил Денцио так регулярно, как предусматривало соглашение, и они постоянно спорили, кто будет руководить каждой постановкой и на какие новые тексты должен писать музыку композитор. Перуцци поссорился с графом фон Шпорком и был обвинен в неуважительном отношении к местному судье. В конце концов Денцио удалось сосредоточить контроль над компанией в своих руках, но финансовое положение только ухудшалось. Фон Шпорк не стал помогать ему, и карьера Денцио закончилась в тюрьме должников - история, которую до сих пор рассказывают, чтобы умерить оптимизм любого итальянского импресарио, надеющегося добиться коммерческого успеха оперы.

Когда труппа терпела неудачу, как это иногда случалось по всей Европе и случилось в Праге, скрипачи со своими инструментами покидали её. Но куда бы они ни направились, итальянские скрипки звучали так же прекрасно, как и дома, потому что итальянская музыка была принята повсюду и уже стала универсальным языком. Некоторые скрипки, как верные слуги, в конечном итоге возвращались домой вместе с музыкантами, но иные, должно быть, были проданы за границу, сломаны и брошены, украдены или отданы за долги, поэтому вскоре возникла диаспора итальянских скрипок, почти такая же большая, как диаспора музыкантов. Возможно, скрипка Льва в поисках лучшей доли прошла путь, проложенный музыкальными мигрантами до России.

Несмотря на неудачи отдельных импресарио и их трупп, популярность оперы неуклонно росла, так что к началу девятнадцатого века такой композитор, как Россини, мог рассчитывать, что в любой точке Европы к нему будут относиться как к суперзвезде. Или, как Стендаль написал в биографии композитора: «Наполеон мертв, но миру уже явился новый завоеватель, и от Москвы до Неаполя, от Лондона до Вены, от Парижа до Калькутты его имя постоянно у каждого на языке». Опера нашла свое отражение в романах Стендаля, и он сделал Ла Скала в Милане местом для ключевой встречи в «Пармской обители». Ни графиня Пьетранера, ни граф Моска не заботятся о том, какая опера идет на сцене, потому что они, глядя друг на друга через зрительный зал, были слишком заняты наблюдением за театральными часами, которые «каждые пять минут извещали публику о приближении момента, когда становилось приличным посещать ложи знакомых» и тогда не прерываясь разговаривать друг с другом[73]. Мне вспомнилась эта сцена, когда я несколько лет назад попала в Театро ди Сан-Карло