Некромантия в быту - Татьяна Вешкина

А тогда во время антракта в фойе бывшего Дома культуры расхаживали ростовые куклы, казавшиеся мне гигантами. Из-за больших голов они были выше людей и выделялись на их фоне. В девяностые все было сурово: если костюмы зверушек, то непропорциональные и топорно сделанные, с жуткими остекленевшими глазами, раскрытыми пастями. Если игрушки на елке – то со своим характером, с расписанными вручную лицами. От такого украшения хочется держаться подальше, его нельзя обижать, а если его случайно разбить, то блестящие в хвое и огнях напарники наверняка придут и съедят тебя.

Так вот, возвращаясь к ростовым куклам. Я с нетерпением ждала продолжения спектакля и лавировала в толпе, увлекая за собой маму. Меня ужасно пугала перспектива попасться в лапы существ, рассекающих людской поток, но их было целых пять, а я – всего одна. Убегая от кричаще-оранжевого зайчика, я наткнулась на пузо собачки цвета детской неожиданности. Ее ушки депрессивно висели по бокам, а лапка поднялась, чтобы помахать мне. Я решила, что мне настал конец и прижалась к маме – тому, кто должен был защитить меня от чудовища. Но мама сказала: «Доча, давай я тебя сфотографирую с собачкой?» У меня не нашлось сил, чтобы произнести хотя бы одну фразу, означавшую однозначный отказ, поэтому я изо всех сил замотала головой как можно отрицательнее.

Тогда у фотоаппаратов не было бесконечного объема памяти, съемных накопителей и облаков памяти, на которых сохранялись снимки. Но была пленка на тридцать шесть кадров – тридцать шесть попыток запечатлеть свое счастье. Стоила она сама по себе недешево, да и за проявку снимков нужно было заплатить отдельно. Моя мать долго ждала возможности взять меня куда-то и провести время вместе, и ей хотелось запечатлеть свою маленькую девочку, которая росла очень быстро. Она не понимала, как страшно мне было, когда после всех моих протестов я все-таки оказалась в лапах коричневой собачки. Но тогда я поняла, что иногда приходится смиряться с какими-то вещами, которые ты никак не можешь изменить. Приходится брать себя в руки, несмотря на страх и обстоятельства, отметая оправдания. Ведь оправдания для тех, кто не хочет двигаться дальше и застревает в одном отдельно взятом моменте. Я собралась с силами, отпустила ситуацию своего похищения и, дожидаясь возвращения Гилиада, прочитала в «Некропедии»– нашей версии «Википедии»– все о Совете волшебников, не забывая переходить по ссылкам на источники. Напарник вернулся позднее, чем я ожидала,– с пакетом продуктов и упаковками готовой еды из кафе.

–Я думаю, нам стоит запросить усиление от ребят из Совета волшебников. Я про завтрашний день и рейд на агентство «Ступени». Неизвестно, со сколькими бездушными риелторами мы имеем дело. Думаю, нам потребуется вся квалифицированная помощь.

Гилиад кивнул и выхватил пакет с продуктами из-под носа любопытного Арауна, который любил проводить учет всех появляющихся на пороге сумок, а также их содержимого.

–Я согласен. Но можно попросить конкретных бойцов, из тех, которых нам поможет отобрать Натан Соломонович. Так мы сможем быть уверены, что случайно не завербуем двойного агента. Пойду писать официальный рапорт обо всем произошедшем.– Некромант подавил тяжелый вздох.

–Подожди. Про темное эхо, докатившееся до мира Арауна, не сообщай, пожалуйста. Мне король эльфов передал кое-какую конфиденциальную информацию о своем царстве. Не ввязывай его, ладно?

У меня перед глазами сразу возникла картинка умирающего королевства, объятого почти разумной желеобразной нефтью, поедающей все живое. Надо торопиться. Что-то делать. Столько времени было упущено, а ничего так и не стало ясно!

К черному входу двинулись волшебники, обвешанные оборонительными амулетами, словно рождественские елки. Утренний воздух дрожал от количества ментальных связей и мыслей, не замолкавших в голове у магических штурмовиков. Команда зачистки дежурила на площади и не пускала случайных зевак за огороженную красной лентой территорию вокруг офиса. Никого, кроме риелторов, не должны были пропустить за заграждение – разворачивая фразой про съемки кино. Адель дышала мне в плечо, а впереди нас шли Дина, Ян и еще трое некромантов от Натана Соломоновича. Мы были готовы ко всему и затаились, спрятанные под амулетом невидимости. От него медленно отделялась голубая пленка, накрывающая нас куполом, похожим на половинку мыльного пузыря. На руках у каждого члена отряда были часы, показывающие видео с камер внутри помещения, но пока здание агентства «Ступени» пустовало в силу графика работы.

–А по какому каналу потом вашу фильму покажут?– донесся до меня зычный голос женщины в возрасте.– Хоть на родные места посмотрим.

В ответ от патрульных из оцепления донеслось что-то невнятное про «Включите «РЕН ТВ», а там в декорациях города будут носиться за рептилоидами», и – «Шутка. Обычная программа для документального краеведческого фильма». Поскольку ребята к своей деятельности подходили ответственно, я не сомневался, что ближайшую пару недель, а то и месяцев они станут бегать по округе с камерой и снимать ужасно нудное видео об истории местности и даже пустят его по местному каналу. А потом зрители еще удивляются, почему почти все образовательные документалки о разных городах такие шаблонные и неинтересные и провоцируют одновременно сон и тошноту. Потому что сняты не с душой, а для отвлечения глаз и подходящей легенды. Кстати, это касалось не только документального, но и самого обычного кино. Я даже знал затяжной сериал, который уже много лет снимали в качестве прикрытия на месте одной петербургской аномалии. Художественные фильмы, правда, ставили реже и в тех случаях, когда у кого-то из чистильщиков находились идея и запас энтузиазма.

Я замер сбоку от входа, пытаясь расслабиться. Некромант, мысли которого перепутаны,– ужасный боец. В нашем деле голова должна соображать быстро, и хорошо, чтобы она так и осталась расти из плеч. У каждого из нас своя мантра. Мне всегда помогало перебирание в голове чертежей старых домов и эскизов их интерьеров, которые я создавал в свободное время. В моей голове нарисованные линии становились материальными, объемными и превращались в тянущиеся сквозь пространство разноцветные нити. Перед моим мысленным взором шерстяные клубки превращались в резные орнаменты на потолке, строгие линии колонн и каминов. Вместе с воображением приходила и жизненно необходимая концентрация. Когда у меня находилась свободная минута, я вел публичную страницу в социальных сетях, помогая жителям старого фонда вписать предметы старины в современный декор. На самом деле так много людей было готово избавиться от старых дореволюционных печей и вынести трехметровые резные двери на помойку. Я искал предметам старины новый дом, если не мог уговорить владельцев сохранить наследие прошлых эпох. Останься я в Петербурге, то обязательно открыл бы модное реставраторское бюро, но здесь оно было просто не нужно и не принесло бы необходимого дохода. А вот навозы, напротив, были крайне востребованным продуктом. Как и экологическая экспертиза.