Остаточная деформация - Катерина Терешкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я с утра походила туда-сюда, туда ярче всего, — Айрин взмахнула рукой, указывая направление.
Берт сверился с компасом. «Туда» было на северо-восток.
— Нам надо опять через реку, — вздохнул. — Мы просто дали солидного крюка и сейчас обойдём эту клятую гору, Айрин. Какого ёжика, а?
Он догадывался — какого, но побоялся запутаться во вранье, если начнёт объяснять.
*
«Эта догадка могла прийти только в горячечном бреду. Так, собственно, и было. Не знаю, видел ли ты во время перехода через Трещину поток света невероятной яркости? Я-то видел, но не уверен, что человеческое зрение способно его воспринять. Этот поток насыщает наши крылья фотоэнергией до критического предела. Но если есть поток, то должна быть и движущая его сила, некая разность потенциалов. Потом, когда я уже более-менее оклемался, мы с Штефом спорили до хрипа. То, к чему пришли… В общем, если мы с ним правы, то дела неважные. Большая Война начиналась как гонка за прошлым, ты знаешь. Кто сумеет перехватить самую раннюю точку, тот контролирует ствол Древа — нашу основную реальность, — тот может выращивать ветви ради поддержания мат. базы. Проигравшие могут разве что захватить готовое. Да-да, детский гипнокурс общих знаний. И в нём же говорят, почему не удалось продвинуться дальше, чем Бабилонская стройка: чем дальше от настоящего, тем больше сопротивление темпорального поля. Энергия, необходимая для его преодоления, разрушит Древо к чертям собачьим. Уничтожит нашу вселенную. Поэтому и живём, типа, спокойно. Даже если энергии будет достаточно, ни мы, ни йорны не решимся двинуть глубже, потому-то и точка — нулевая. Всё хорошо, всё стабильно, да? Выращивание ветвей нарушает баланс, но только на время. Разрушаясь, псевдореальности очень удачненько переходят в тёмную материю, вроде как не способную взаимодействовать с нашим веществом, и всё возвращается на круги своя. Красота, да?!
Берт, уже давно доказали, что тёмная материя-энергия входит в закон сохранения. За тысячу лет мы вырастили бог знает сколько ветвей. Куда делись последствия их разрушения? Никуда не девается, из ниоткуда не берётся, помнишь? Штеф сказал, что тёмная накапливается, вытесняя нашу материю-энергию, и чем дальше, тем быстрее. Нас может не стать. Трещина — это как прорвавший нарыв, попытка не пустить инфекцию внутрь организма. Паола — это не ветвь и не корень, а что-то вроде дупла, что ли. Древо пытается вылечить себя, но это поможет ненадолго. Единственный выход — полностью свернуть программы выращивания ветвей и жить за счёт ресурсов реального времени. Скромненько, зато долго.
Авессалом-старший с нашей гипотезой теоретически согласен, но ему нужны железные доказательства. Его больше волнует «синдром четвёртого греха». Лично я «четвёрку» я ставлю на второе место, тогда как Паола — первый приоритет. И я действительно считаю, что отказ от программы ветвления резко сократит количество «четвёртых» — все займутся делом, и мозги начнут развиваться в более практическом направлении. Не шучу.
Я не имею права тебе приказывать. Только прошу — найди мне доказательства. Должен быть параллельный поток тёмной материи-энергии. Мощнейший. Движок, так сказать. Возможно, по принципу сообщающихся сосудов. Скорее всего — недалеко от Трещины. Человек не заметит ничего. Гел сможет его почувствовать буквально — крыльями».
*
Течение на узком участке реки закономерно оказалось сильным, а плавсредство было соорудить решительно не из чего. Напарники самонадеянно решили, что несчастные сто пятьдесят или сто семьдесят метров преодолеют вплавь самостоятельно.
Как они об этом пожалели…
Берт серьёзно думал, что сломал ребро, треснувшись боком о валун. Айрин была настроена более оптимистично, а по поводу своих синяков только отмахивалась. Сумку они не потеряли только из-за того, что Берт запутался ногой в плечевом ремне. Оставалось надеяться, что непонятный бродяга на вороном коне остался на том берегу и не прихватит их врасплох.
Индикатор Стёпиного прибора теперь уже не мигал, а ровно светил пронзительно-зелёным глазком.
— Сейчас обсохну немного, — сказала Айрин, выкручивая штаны, — и поищу направление.
Берт честно старался не смотреть на её гладкие длинные ноги, но не получалось.
— Не надо, — вяло отозвался он. — Просто идём по предгорью.
— И? — весело округлила глаза девушка.
— Ставлю плазменную стрелялку против прошлогоднего жёлудя, что твой Грааль будет точно напротив Трещины. С обратной стороны горы.
Айрин, уже приготовившая какую-то подколку, осторожно прикрыла рот и задумалась.
— Берти, ты гений!!! — заорала она через миг во весь голос.
Берт безнадёжно вздохнул. Отучить подругу шуметь было не проще, чем отучить называть его Берти.
*
«Если решишься — пожалуйста, будь очень осторожен. Для гелов он опасен. Может быть, даже смертельно. Поток фотоэнергии в Трещине очень мощный. Именно из-за этого садятся аккумуляторы, их заряд поток увлекает за собой, как река — песок и камни. Человек не чувствует почти ничего. А тёмная материя точно так же увлекает за собой фотоэнергию. Он высосет любого гела, как паук — бабочку, а человек опять ничего не заметит. Сила и слабость — две стороны одной медали, как ни банально.
Если ты сможешь… если найдёшь и докажешь… в общем, ты спасёшь Гелио, Берт».
*
— И что, вот это оно и есть?
Айрин выглядела разочарованной.
Грааль выглядел непрезентабельно. Просто неправильной формы каменный колодец или лаз, кривовато воткнутый в подножие горы. Естественного, скорее всего, происхождения, никаких намёков на дело человеческих рук. Грааль едва удалось найти в густом и зверски колючем кустарнике. Берт, как и было обещано, не чувствовал рядом с ним ничего. По крайней мере, физически.
Зато индикатор почувствовал. Всхрапнул, пыхнул серым дымом и раскрылся цветочным бутоном. Лепестки только получились неровные, корявые, окаймлённые рубцами ожогов.
— Т-твою… — невнятно ругнулась Айрин, отшвыривая раскалившийся приборчик. Подула на пальцы.
Берт присел, аккуратно потрогал искорёженную коробочку: горячо, но терпимо. Отломал самый оттопыренный «лепесток», чтобы рассмотреть начинку. Он ожидал подвоха, но от увиденного всё равно вздрогнул. Зажатое в лапках наносхемы, чернело в разломе обгоревшее по краям перо гела. Короткое, точно не маховое.
— Ты что позеленел так, а? — голос Айрин донёсся будто издалека, как тогда, на поляне перед Трещиной.
— Всё в п-порядке, — промямлил Берт. Тоже как тогда. Он не смог бы объяснить напарнице, что именно вызвало дурноту — человек бы увидел всего лишь пригорелое перо, а не, скажем, отрезанную руку. Запах, правда, странный, но не отвратительный.
Он осторожно, словно было оно из тончайшего хрусталя, завернул Стёпочкино изобретение в платок и засунул в сумку. Пошатнулся, но устоял. Шагнул к