Гор - Виктория Ман

Прячет письмо за пазуху Тодо. Обсидиан очей полон сдержанной благодарности.

— Ты уже ел?

— Нет, — улыбка расползается. Бескрайни туманные леса, невозможны как и песни, обитающие в детской узкой груди. — Но могу с вами поесть. Позволите?

— Позволю.

***

Канарейка вырывается из клетки. Успевает вкусить неба, прежде чем сокол запирает её в клети когтей. Идет охота на землях Иссу, лает псами.

Старается держаться позади отряда княжич. Благо отец слишком увлечен, благо фаворит увлечен не меньше, благо людей они с собой всегда берут мало, презирая показательную пышность традиционной охоты.

Дичь должна пасть от руки охотника. Безутешно мечась в агонии, безуспешно ища спасения. Вой собак — взят след. Несутся кони.

Мальчик тщательно подгадывает момент. Не выдавая своего замысла, спешит со всеми по извилистой тропе, пересекает каменистый ручей. След ведет выше по склону, петляя меж валунами, укрытыми мхом. Заросли папоротника, ковер жухлой листвы. Сети корней укрывают овраг ажурной крышей.

— Тшш, Метель, — шепчет коню княжич, натянув поводья.

Ласково чешет по шее, напряженно наблюдая за тем, как последний слуга спускается в овраг. Прислушивается. Не поднимется ли крик, не раздастся ли зов. Но лишь лают псы да шелестят кроны, и трещит кора.

— Пошел, — разворачивает коня мальчик. Заметят ли? И как скоро?

Охотничий рог разражается вибрирующим стоном. Грустная улыбка. Кто-то всё же заметил, но не потерю княжича, а дичь. Теперь они оторвутся от неё нескоро: будут играть, пока жертва не выбьется из сил. Может, даже поверят, что ненароком отстал и заплутал.

Пустынные дороги кривятся миражами. Раскинулись заливные луга, волнуются травами, искрятся бликами. Широко течет река, глубоко течет, спускаясь с гор. Ребёнок ждет под деревом. Укрывшись в тени, разглядывает кузнечика, что притаился на бугристом стволе, но стоит раздаться ржанию, вмиг вскакивает.

Всадник на пегом коне стремительно приближается, и ребёнок жмурится, а в груди так горячо, так полно, так бесстыдно хорошо.

— Юный господин, — улыбка выскальзывает сквозь пальцы, когда конь останавливается. Встряхивает дымчатой гривой, заставляя попятиться.

Переводит дух княжич. Парят стрекозы по освежающей синеве его одежд, косы рассыпались по плечам, азартный румянец обласкал щеки. Стрелы в колчане, лук через плечо, меч на поясе.

— Тебя не хватятся?

— Нет, юный господин, — лисья хитрость распушает хвост. — Я отпросился у тетушки в город.

— Хорошо. Ты когда-нибудь ездил верхом?

Ребёнок качает головой. Опасливо сделав шажок к коню, протягивает руку, позволяя обнюхать ладонь. Прежде чем с затаенным дыханием касается носа, хихикает от ощущения волосков на серо-розоватой коже.

— Что вы, юный господин. Ни разу.

— Только не бойся, — предупреждает княжич, наклонившись. Горячая кожа, шершавость мозолей, длинные пальцы. Держат крепко. И ребёнок с внутренним трепетом замечает, сколь мала его ладонь по сравнению с ладонью мальчика. — Я тебя подтяну, а ты схватись за седло, обопрись ногой на стремя, вторую перекинь через спину коня. Понял?

Ребёнок кивает. Облизнув губы, собирается с силами и, оттолкнувшись от земли, залетает в седло столь легко, что дух захватывает. Чужая грудь касается спины, перехватывает княжич вожжи, белая косичка щекочет шею ребёнка. А конь приходит в движение, заставляя ойкнуть, вцепиться в луку седла.

— Ты не свалишься, — звенит смех. Оплетает рука поперек живота, прижимает ближе, вгоняя в краску. Блуждает улыбка, вдыхает аромат османтуса. — Я тебя держу.

Ребёнок лишь согласно мычит, гоня смятение. Катастрофически не хватает воздуха. Или же наоборот его чересчур много. Лето разворачивается раздольем.

Они несутся наперегонки с ветром. Заходится вопль радости, ослепительным зайчиком скачет по водной глади. Ребёнок забывается, забывается и княжич. Кружится небесный свод, бескрайней голубизной предлагает окунуться. Стая птиц — караван крыльев. Расправляются руки, взмахивают. Журчит ручей, качаются стебли трав.

— Ты стрелял из лука?

Ребёнок удивленно моргает.

— Нет, юный господин, — смеется беззлобно.

Глохнет в неловкости княжич, запоздало осознав. Поджимает губы, пытаясь не выказать досады из-за собственной нерасторопности.

— Хочешь попробовать? — выдавливает тихо.

— А можно? — запрокидывает голову ребёнок. Глядит снизу-вверх колдовскими очами, прежде чем поспешно отвернуться, потому что лицо мальчика оказалось куда ближе, чем предполагалось.

— Можно, — забавляется серебро. Уже не корит себя.

Спешивается княжич, поднимает руки.

— Спрыгивай, — предлагает, а озорство в уголках губ. Тронуть его и явит себя во всей красе. Подмечает, как поджимает ноги ребёнок, нахохлившись, не выпускает рожок седла, почти приникнув к нему всем телом.

— Юный господин, — тянет плаксиво, но мальчик делает шаг ближе, поводя подбородком.

— Давай, я поймаю.

Ложатся детские ладони на плечи княжича, опираются. Выскальзывает из седла ребёнок, падает, вскрикнув, прямо в ловко поймавшие его за талию руки, что аккуратно опускают на землю. Отстраняются, оставляя пунцовым мять края рубахи, коситься с вызовом.

— Зря ведь боялся, — постукивают стрелы в колчане. Отходит от коня княжич, перехватывая поудобней лук. — А стрельба не так уж сложна, — оглядывается с обезоруживающей полуулыбкой. — У тебя получится…

— Вы слишком добры, — бормочет ребёнок. Разминает пальцы. Чуть саднит кожу сгибов, а стрелы затерялись в траве, так и не достигнув ствола.

— У тебя явный талант к кроликам.

— Потешаетесь?

— Ничуть, — заходит со спины княжич, поправляет стойку. — Тебе немного не достает навыков.

— А говорили, несложно будет, — ворчит ребёнок.

Деловито шмыгает, стряхнув со лба кудрявые пряди, прикрывает левый глаз. Натягивает тетиву, надув щеки от усилия, прицеливается. И чуть было не отпускает от неожиданности, когда пальцы княжича невесомо ложатся сверху, натягивают тетиву сильнее, направляя наконечник стрелы выше. Командуют:

— Стреляй.

Взвизгивает счастливо ребёнок. Подскакивает на месте, усмехается, важничает. Подбоченившись, отвешивает поклоны воображаемым зрителям.

— А и правда легко, — выдыхает задиристо, глядя на мальчика, что прячет широкую улыбку в рукаве.

Попала стрела в дерево, торчит иглой дикобраза. Нависают горы — пристанища памяти, хранители божественного.

— Я покажу тебе одно место.

Смутная тропка петляет лентой. Взобравшись на склон, ныряет под лесную сень. Визгливое тявканье — то рыжий хвост промелькнул в зарослях папоротника. Сосновые иглы и тонкие станы стволов. Ломкие прутья кустарника. Поют цикады, не замолкая ни на миг.

Где-то там, внизу, храм стонет колоколом. Где-то там, внизу, город растянулся на берегу моря. Где-то там, внизу, поместье отгородилось стенами. Далеко, в иной жизни.

Капля пота скатывается по виску. Нечто гранитом выглядывает из земли, укрывшись малахитовым покрывалом созерцает слепыми очами. Гигантская воронка кратера ломает горы, черпая тени. Кости и разбитая скорлупа. Мертвое нутро, нашедшее утешение в поросли тонких деревцев, птичьих гнездах и ликорисе. Опечатал тот всю котловину надгробием.

— Небесный город, — объясняет княжич обомлевшему ребёнку.

Пасется конь. Горьковатый запах земли. Облака плывут китами — частички чего-то большего.

— Эти города правда летали?

— Да.

— Но как? — изумляется ребёнок.

Всклокочены волосы, неизменно