От древнего Валаама до Нового Света. Русская Православная Миссия в Северной Америке - Дмитрий Григорьев

В Американской Митрополии исповедь обязательна, но не каждый раз, если мирянин причащается регулярно и если ничего не произошло такого, что вызывает необходимость личной исповеди без откладывания. Периодически устраивается общая исповедь.

В большинстве храмов царские врата во время неархиерейской Литургии закрываются только после Великого входа до «Верую.…» и во время причащения священнослужителей. Многие Тайные молитвы читаются громко, ектении сокращаются, ектения «об оглашенных» и, во всяком случае, «оглашеннии изыдите» часто выпускаются. В приходах, где в той или иной мере ещё сохраняется славянский язык, Евангелие и Апостол часто читают на русском языке.

Если священник служит без диакона, он обычно читает Евангелие не на престоле, а лицом к народу. Диакон тоже читает Евангелие с амвона лицом к народу или посредине храма. Проповедь обычно произносится после чтения Евангелия.

Заграничному духовенству разрешалось Святейшим Синодом с ещё дореволюционного времени стричь волосы и в публичных местах носить светскую одежду[141]. Многие православные священнослужители в Америке носят принятую на Западе клерикальную рубашку, которую один русский священник остроумно назвал «мини-подрясником».

Прот. Иоанн Мейендорф писал, что для ясного понимания Церковного Предания надо помнить осуждение фарисеев и книжников Христом: «Вы, оставив заповедь Божию, держитесь предания человеческого» (Мк. VII, 8).

«Истинное Святое Предание, на котором зиждется самопознание Церкви в веках и которое является органически и видимым выражением пребывания живоносного Духа в Церкви, не должно смешиваться с неизбежным, иногда творчески и позитивным, иногда грешным и всегда относительным накоплением человеческих традиций в исторической Церкви. Различие между «Традицией» и «традициями» (или Преданием и преданиями), конечно, в настоящее время составляет одну из важнейших обязанностей православных богословов в экуменическом диалоге. И даже вне экуменической деятельности эта проблема для Православной Церкви имеет особую актуальность»[142].

Опыт миссии распространяется и на язык. В Америке у католиков и протестантов о внимании к языку свидетельствуют разные новые переводы Священного Писания и богослужебных текстов на английский язык. И в русской Северо-Американской миссионерской епархии ещё со времён святителя Иннокентия изучали языки туземцев Аляски и Алеутских островов, делались на них переводы, а позже, с распространением епархии, и на английский язык. Принимая во внимание, что с конца XIX века основным церковным народом в Митрополии были славяне из Австро-Венгрии и богослужения совершались на церковно-славянском языке, на него было обращено особое внимание Святителя Тихона и его помощников. Их беспокоило, что церковно-славянский язык далеко не всегда понятен.

Языковая проблема уже давно стала ощутимой в России. Об этом свидетельствуют многочисленные мнения и пожелания архиереев о реформе литургического языка, высказанные ими Предсоборной комиссии Русской Православной Церкви на рубеже веков. Вот мнение епископа Полоцкого Серафима:

«В полемике с католичеством православные богословы всегда указывают на своё богослужение как на одно из преимуществ Православной Церкви, ввиду особенной его назидательности. Однако на практике оно далеко не достигает той цели, для которой создано благодатными носителями Православия. Причина этого кроется, прежде всего, в его непонятности для большинства верующих. Ввиду этого, необходимо, прежде всего, улучшить язык богослужения, сделать его более ясным и понятным в отдельных словах и конструкциях»8.

Это же ощущалось и в русских заграничных приходах. Вот мнение святителя Тихона, тогда архиепископа Северо-Американского и Алеутского:

«Для Русской Церкви важно иметь новый славянский перевод богослужебных книг (теперешний устарел и во многих местах неправильный), чем можно будет предупредить требование иных служить на русском обиходном языке»[143].

По этому же поводу, ссылаясь на перевод Нового Завета, сделанного Победоносцевым, обер-прокурором Святейшего Синода, писал настоятель Свято-Николаевского собора в Нью-Йорке и ближайший помощник архиепископа Тихона в Америке, протоиерей Александр Хотовицкий (расстрелян большевиками в 1937 г., причислен к лику святых РПЦ в 1994 г.)

«…неужели же не найдётся ревнителей, которые бы также последовательно приблизили церковный язык к вящему пониманию народа, перестроили бы то, что вовсе не даётся пониманию, пощадив и красоту речи, и дух её, и музыкальность – пощадив сердце русского человека»[144].

В результате подобных высказываний, было сделано пробное издание литургических текстов в новой редакции и в ограниченном количестве. Редакторы стремились сохранить поэтическую красоту церковнославянского языка, но в то же время приблизить тексты к пониманию современного человека говорящего по-русски.

Вот, например, текст девятой песни Канона утрени Великого Четверга в старой редакции:

«Странствия владычня, и безсмертныя трапезы, на горнем месте, высокими умы, вернии, приидите насладимся, возшедша слова, от Слова научившеся, его же величаем»[145].

А вот этот же текст в новой редакции:

«Вечери владычни и безсмертныя трапезы на горнем месте, высокими умы, вернии, придите, насладимся, возвышенному слову от Слова научившеся, его же величаем».[146]

К сожалению, это чрезвычайно важное, хотя и предпринятое в весьма робких масштабах начинание было прервано революцией и войной против религии. Оно должно быть продолжено. Но дело это очень трудное и деликатное.

Наше православное богослужение с его столь богатой гимнологией воспринимается нами не только умом, но и сердцем, не только как молитва и поучение, но и как некая божественная симфония, удовлетворяющая наше эстетическое чувство. Ещё В. А. Жуковский говорил, что «земная поэзия – сестра родная религии небесной». Подлинное искусство нас возвышает и вдохновляет. Также, и ещё больше, благоговейно и разумно совершаемое богослужение. И язык при этом чрезвычайно важен. Он не только должен быть понятен, но и возводить молящихся на высоту «неудобовосходимую человеческими помыслы». Церковнославянский язык в значительной мере это делал. Вот как писал об этом Г. П. Федотов: