Первомайка - Альберт Зарипов

Перед Радуевым сейчас стоял один-единственный вопрос:

— Кто? Кто проведет эту доразведку?

Ответа на этот вопрос пока не было… В дверь негромко постучали, и охранник впустил в комнату двух журналистов, несколько дней находившихся в селе. Сейчас они уже были не рады тому, что сами вызвались отправиться в Первомайское. Им хватило одного штурма, а тут намечался и второй.

Сидевший за столом чеченец равнодушно глянул на приведенных и негромко сказал:

— Слушай, Яшя. Сейчас мы тебя отпустим…

Старший журналист встрепенулся от услышанного и весь обратился во внимание, стараясь не пропустить ни единого слова.

— Пойдешь на мост, где БМП сгорела. Там скажешь, что ты журналист. Пожешь свои документы и скажешь, что мы тебя отпустили, и ты улетаешь в Москву. Понял?

Старший из журналистов нервно сглотнул и кивнул головой. Почему-то у него противно засосало под ложечкой и задрожало левое колено. Он не мог поднять взгляд и посмотреть в глаза говорившему и только переводил блуждающий взор то на карту, то на руки этого боевика, спокойно лежавшие на столе. Чеченец продолжил:

— Потом пойдешь за насыпью направо и там, где кончается кустарник, посчитаешь, сколько там солдат и какое оружие у них. Сообщишь нам, сколько их там. И потом можешь улетать куда хочешь. У нас останется твой напарник. Если ты нас обманешь — мы его убьем, а потом и тебя наши люди найдут в Москве и прикончат. Сделаешь, как я тебе сказал — мы его сразу отпустим. Все понятно?

У старшего журналиста сразу отлегло от сердца. Но смелости хватило лишь взглянуть на секунду в глаза говорившему. Он перевел дыхание и скороговоркой выпалил:

— А как я вам сообщу обо всем?

— Мы дадим «Моторолу». Тебе покажут, как на ней работать. Через пятнадцать минут ты уходишь. Все понял?

Сидевший за столом взял в руку миниатюрную, с ладонь, радиостанцию и протянул газетчику. Тот быстро подался вперед и выхватил ее, будто в ней заключалось его спасение.

Второй сидевший боевик негромко сказал что-то по-чеченски. Но тот ответил ему, что все помнит, и добавил по-русски:

— Да. Чуть не забыл. Там, за кустарником, пройдешь от позиций федералов до реки.

Скажешь, сколько там воды.

Журналист не мог понять, в чем здесь подвох, но попытался что-то придумать, что уровень воды в реке можно посмотреть и с моста. Но было уже поздно, и он только кивнул головой.

Чеченец перевел взгляд на охранника, показал ему на фотокорреспондента и сказал опять на русском:

— Будешь держать его при себе. Иди.

Тот молча кивнул, ткнул стволом автомата в бок фотографу и вывел его из комнаты.

Взятый в заложники фотокор перед дверью успел бросить на своего напарника напряженный взгляд, все еще надеясь выпутаться из сложившейся опасной ситуации.

После того, как увели на окраину села старшего журналиста, до сих пор молчавший бородатый боевик спросил:

— А если он обманет — что будем делать?

— Не обманет, — ответил дававший указания газетчику чеченец. — Ради денег он не побоялся прийти к нам. Он слишком сильно любит свою жизнь, чтобы нас обманывать. Пойдем готовить людей.

* * *

Погода была теплая, мы сидели у костра и, в который раз за день, баловались чайком и слушали военные байки.

— А вот мне случай рассказывали. — Лейтенант Винокуров выхватил из огня горящую ветку, прикурил от нее и продолжил: — В какой-то дивизии или в полку в Молдавии один капитан-десантник возвращался ночью домой со свадьбы. До дома не дошел, готовый был в умат; упал на полдороге под забором и уснул на травке. Тут проезжают менты на «УАЗике». Подъехали, осмотрели, из-за перегара дыхания не услыхали и отвезли капитана прямо в морг. В общем, приняли его за мертвого. А в морге санитары тоже толком не осмотрели его и забросили на стол, в общую кучу с покойниками, и ушли. А где-то под утро капитан от холода проснулся, понял, куда он попал и решил спьяну почудить.

Вокруг стало тихо — даже солдаты, снаряжавшие ленты к пулемету, отложили патроны и слушали, разинув рты. На костре начал выкипать чей-то чай в жестянке из-под каши.

— А утром санитары заходят в мертвецкую и видят следующую картину: все покойники стоят у стены, построенные в одну шеренгу. Правофланговый покойник в военной форме вдруг командует: «Равняйсь! Смирно! Равнение на-лево!» Поднимает руку к козырьку и четким строевым шагом идет докладывать санитарам. Ну, как будто это его полковое начальство. А когда капитан из строя выходил, то слегка толкнул ближнего жмурика, и вся шеренга, которая раньше на него опиралась, тоже за ним чуть-чуть подалась, как будто выполнила команду «Равнение на-лево!» Короче, подходит этот покойник к санитарам и начинает им рапортовать, что в строю столько-то покойников, один в наряде, старший команды — капитан такой-то…

Кто-то от смеха откинулся назад и ногой нечаянно опрокинул в костер баночку с чаем. В костре зашипела вода. Но это мало кто заметил. Было не до этого.

— У одного санитара сразу же разрыв сердца. А у второго крыша поехала от такого зрелища…

Минуты через две чей-то дрожащий от смеха голос спросил:

— А капитану потом ничего не было?

— Да нет. Родственники санитаров хотели в суд подать на него. Но адвокат капитана отмазал. Санитары сами были виноваты, что бросили живого человека к трупам. Если бы он, капитан, проснулся утром трезвый, то крыша поехала бы у него.

— Это точно, — сказал Стас, потягиваясь и вставая у костра. — А у нас в батальоне служил один капитан, Самсонов Юра. Так он под конец службы тоже чудить начал. Раньше вроде бы все нормально было — в училище он, говорят, по двести раз мог подъем переворотом делать. А вот после Афгана и Азербайджана прямо-таки ударился в восточные единоборства, особенно в карате. Построит свою группу на плацу и начинает с бойцами разные приемы изучать. Я один раз видел, как он подсечку отрабатывал на солдате. Боец закинул ногу ему на плечо и ждет, когда товарищ капитан ему подсечку сделает. А товарищ капитан в правой руке держит книжку и читает ее, а левой рукой держит ногу солдата на своем плече, чтобы он не смог убрать ее раньше того, как он полностью не прочитает все нюансы этой подсечки. Вот стоит Юра Самсонов и внимательно и вдумчиво изучает по книжке карате, а солдат уже не может так стоять враскорячку.

Он и так уже полчаса стоит и уже просит других солдат поддержать его. Но Юра показывает им кулак, и боец продолжает стонать и стоять с запрокинутой вверх правой ногой. Когда товарищ капитан все прочитал про этот прием и убрал свою левую руку, то солдатик и так упал. И никакой подсечки ему не понадобилось…

— Да, круто он тренируется, — со смехом говорит лейтенант Винокуров и прикуривает от костра другую сигарету.

— А мне рассказывали, как Юра Самсонов со своей группой из Владикавказа в Назрань поехал сопровождать одного начальника, — вспомнил я другую историю про этого знаменитого на всю бригаду капитана. — В 93-м году от нашей части отправили одну роту во Владик охранять генералов и полковников, когда они по своим делам куда-то выезжали. Приехали они на «бэтээре» в Назрань и доставили одного московского гаврика куда нужно было и поехали обратно. Еще в городе Юра видит книжный магазин и приказывает водителю остановиться возле него. Капитан с оружием и в снаряжении заходит в магазин и, конечно же, находит там книжку про карате. Расплатился за нее и сразу же начинает читать. Ну, это же так интересно — глаз не оторвешь. Сидят бойцы на БТРе и видят, как читающий командир группы выходит из магазина и идет куда-то по улице. Его сержант окликнул, но Юра махнул ему рукой и крикнул, чтобы ждали его. Ну, ждать так ждать. И вся группа продолжает сидеть на броне и ожидать возвращения своего начальника. А командир спокойно дошел до автобусной остановки, сел в городской автобус и доехал до автовокзала. И все это время он читает; как ингуши у него оружие не отобрали — это уму непостижимо. Так, ты мне там чай оставишь или нет?