Готовность номер один. Шестьдесят лет спустя - Григорий Сивков

Как-то в конце очередного "дня ожидания погоды" кричит дежурный по полку:

— Кто в театр, выходи к машине!

Вышли мы с ребятами на крик, сели в полуторку и поехали с аэродрома в город.

Билеты в кассе нам оставили заранее. Вошли гурьбой в фойе. Люди смотрят на нас с подчеркнутым вниманием. Мы в комбинезонах, унтах, будто с Северного полюса приехали. Хотя и была война, но люди в театр пришли прилично одетыми. Мы невольно сбились в кучу, прижались в уголке. Стоим. Женька Прохоров, как всегда, рассказывает какую-то смешную историю, а потом берет театральную программку и говорит:

— Вот так, дорогие товарищи, прибыл, значит солдат с фронта, чтобы посмотреть "Фронт"…

Ребята оживленно смеются.

В тот вечер посмотрели мы пьесу А. Корнейчука "Фронт". Очень она нам всем понравилась. Мы были буквально взбудоражены этой злободневной и острой пьесой. На обратном пути и дома перед сном бурно обсуждали её, споря между собой и даже с автором. А в целом пьесу приняли: "Молодец, Корнейчук!" И уснули до предрассветного подъема и очередного выезда на аэродром.

Проклятая погода! Сидим и никак не можем вырваться на равнину. Правда, эскадрилье майора Панина все же удалось перелететь через Терский хребет. Наши товарищи ведут успешные боевые действия. А мы каждый день, спозаранку уезжая на аэродром, надеемся последовать их примеру. И каждый вечер снова возвращаемся на полуторке домой, даже не расчехлив самолёты.

В эти ненастные дни узнали мы фронтовую песенку композитора Табачникова "Давай закурим". Она сразу покорила нас своей искренностью и душевностью, мечтой о тех днях, когда наша Родина снова будет полностью освобождена от фашистской нечисти.

Как только мы усаживались в грузовик и машина трогалась с места, обязательно кто-нибудь запевал:

Дует теплый ветер, развезло дороги,

И на Южном фронте оттепель опять…

Особенно проникновенно с глубокой верой а правдивость и обязательность этих вещей слов мы подхватывали напев:

Снова нас Одесса встретит как хозяев.

Звезды Черноморья будут нам сиять…

А до Одессы, Каховки и до города Николаева было ещё так далеко… Но тем сильнее звучала эта песня призывом бить врага беспощадно, скорее освобождать родную землю от ненавистных захватчиков.

В канун нового, 1943 года полк получил ещё восемнадцать двухместных машин. А 3 января началось наступление наших войск на Северном Кавказе!

Неделю спустя, с установлением летной погоды, мы были уже в освобожденном Моздоке.

Сегодня мы рано ушли с аэродрома. Боевой задачи полку пока нет. Гвардии майор Зуб приказал лётчикам отдыхать, набираться сил к новым боям.

Медленно идём по городу. Видны следы недавних боев. Особенно много разрушений вблизи железнодорожной станции.

Однополчанин Иван Лупов вспоминает об этих днях: "Немецко-фашистские войска недолго продержались в Моздоке. Но свирепствовали они, как лютые звери. Перед самым уходом из города зверски расстреляли группу детей, женщин и стариков. Мы хоронили невинные жертвы. А когда возвратились с кладбища, капитан Лещинер сказал:

— Фашистские палачи умертвили наших людей только за то, что они были советскими людьми.

Ребята поклялись тогда жестоко отомстить врагу. И слово свое сдержали в очередных боевых вылетах на вражеские позиции".

Наутро следующего дня, едва мы появились на аэродроме, — боевое задание.

— Парой двухместных самолётов разведать автоколонну противника на участке дороги от станции Прохладное до Георгиевска и с бреющего полёта точно установить, где находятся наши войска и где противник.

Командир полка назначил меня ведущим пары. Ведомый — Володя Ильин. Вместо воздушного стрелка со мной летит опытный штурман Тима Гуржий. Он ещё на самолёте СУ-2 был известен в полку как снайпер бомбометания. На его счету более полутора сотен боевых вылетов и не менее полсотни — ведущим группы.

— Тима, — спрашиваю я, — сможем мы отличить наши войска от немцев?

— Сможем, — без тени сомнения, слегка улыбаясь, отвечает он.

— Как, по каким признакам? — обращаюсь я уже и к Тиме и к стоящему рядом Володе Ильину.

— У наших шинели серые, а у немцев зеленые, — говорит Володя Ильин.

Тима Гуржий добавляет:

— Наш Ил-2 теперь уже хорошо знают и наши войска и немцы. Увидев нас, наши обычно стоят во весь рост и машут руками или шапками. А немцы разбегаются, как овцы, и прячутся, куда попало.

— Начнут стрелять по нам, все сомнения исчезнут, — единодушно заключаем мы разговор и расходимся по самолётам.

Руководствуясь этими признаками, мы действительно довольно легко установили точное местонахождение противника. Затем прошли немного на запад, за линию фронта. Севернее Георгиевска обнаружили большую колонну автомашин противника.

— Поохотимся?! — кричит мне Тима.

— Можно, отвечаю ему, делаю разворот, и наша пара устремляется в атаку.

Почти одновременно вспыхивают два вражеских грузовика. Разворот, ещё атака! И снова удачно. Веселая работа. Ни зениток, ни истребителей противника.

Под нами идут навстречу друг другу два бензовоза. Один из них зажигает Володя Ильин. Горящая машина остановилась поперек дороги, и в неё врезается встречный бензовоз. Взрыв, столб огня. Бензовозы горят. А мы снова и снова атакуем автоколонну.

У меня кончились боеприпасы в пушках и пулемётах. Сброшены все восемь РСов. Кажется увлеклись немного…

Патроны есть? — спрашиваю у Тимы Гуржия.

— Немного оставил.

— Идем домой!

Разворот на 90 градусов. Володя Ильин на месте, молодец, парень! И вдруг Тима кричит:

— Гости!

— Какие гости? Где?

— Два "мессера-109", справа вверху, уже заходят!

— Что будем делать Тима? Снарядов — то у меня нет!

— Будем уходить виражем, — отвечает Тима.

Я кричу Ильину:

— Володя, держись плотнее. Не отставай на вираже!

— Понял, понял, — басит он в ответ.

Немцы приближаются, вот-вот откроют огонь. Тима кричит:

— Вираж!

Закладываю глубокий вираж. Ухожу из-под прицела "мессеров". Короткий взгляд назад. Володя держится за мной.

— "Худые" вышли из атаки, докладывает Тима, следя за "мессерами", — и набирают высоту.

Ложимся на курс домой. А немцы снова приближаются и атакуют. И снова в критический момент команда Тимы:

— Вираж!

Так продолжается несколько раз. И всегда мы легко "надуваем" фрицев. Мы привыкли летать на бреющем полёте и можем уверенно делать глубокие виражи, едва не касаясь крылом земли. А им привычнее большая высота, на малой им опаснее: одно неверное движение и могут врезаться в землю.