Легкие шаги безумия - Полина Дашкова

Скользнув рукой в карман джинсовой куртки, Катя нащупала тампачку сигарет, вытащила. Это был «Кент». Митька успел выкурить полпачки. Изкармана выпала какая-то смятая бумажка. Катя подняла ее и развернула.

Это оказался блокнотный листок. Он был скомкан и надо рван вдвух местах. Несколько строчек, написанных летящим Митиным почерком, былиперечеркнуты крест-накрест. Так он набрасывал и перечеркивал черновики своихстихов. Ни это были вовсе не стихи.

Катя разгладила листок ладонью на кухонном столе, закурила,принялась читать:

"I. Узнать, что случилось с тем следователем (м.б., уПолянской?).

2. Газеты (местные?).

3. Психиатрия.

Ты сошел с ума, прикончат тебя по-тихому, и привет. Но неидти же с этим в прокуратуру. 14 лет!"

Чайник отчаянно свистел. Катя выключила газ, машинальноналила себе чаю в любимую Митину кружку, размешала сахар, сделала большойглоток, загасила сигарету и тут же закурила следующую.

– А ведь могли Митюшу убить, – произнесла она вслух,задумчиво и спокойно, – что-то он такое затевал, ходил возбужденный, немногонервный. Листочек этот вырван из его блокнота. Он хотел выкинуть, но забыл,скомкал, бросил в карман куртки. Он носил эту куртку в последнее время. Да,надевал ее под кожанку. В ней много карманов, а в кожанке всего два, онинеглубокие, неудобные.

Катя быстро обшарила все карманы, обнаружила носовой платок,несколько жетонов метро и телефона-автомата, три тысячные купюры. Больше небыло ничего.

Бумажник, в котором Митя носил паспорт и деньги, валялся насекретере. Паспорт забрала Ольга, а денег там не было. Деньги в их доме вообщеи в Митином бумажнике в частности долго не лежали. Их хронически не хватало.

«Надо найти блокнот! – подумала Катя. – Он вырвал этотлисток из своего ежедневника».

В блокнот-ежедневник Митя записывал не только пришедшие вголову строки будущих песен, но и всякие телефоны, планы, предстоящие дела.

Катя обшарила Митину сумку, с удивлением обнаружила

Там, между нотными тетрадками, учебник судебной психиатрии.Но блокнота не было.

Она обшарила все ящики письменного стола, заглянула подшкаф, пересмотрела книжные полки. Небольшая толстенькая книжечка, которуюполгода назад подарила Мите Ольга, фирменный ежедневник, обтянутый чернымдсрматином с тиснеными золотыми буквами «Кокусай-Коеки компани, Лтд» латинскими русским шрифтом, – это все-таки не иголка. Вещей и мебели в доме совсемнемного, ежедневник обычно лежал либо в сумке, либо в кармане куртки. Иногда написьменном столе.

Катя была так возбуждена, что даже забыла про укол. Головастала побаливать, еще полчаса, и боль не даст думать. Но если уколоться, товообще ничего не сообразишь и не вспомнишь. А вспомнить надо.

«Полянская – это та самая Лена, которая вывела меня налестницу уколоться. Но при чем здесь она? О каком следователе хотел спросить ееМитя? – Мысли стали путаться и расползаться. – Что, если позвонить ей? Простопозвонить и рассказать про этот странный листочек? Кажется, у нее муж в милицииработает, чуть ли не полковник… Да, Митя говорил что-то. Он был у нее в гостях…Он тогда еще сказал, мол, Ленка Полянская совсем не похожа на жену полковника.Зато муж у нее – типичный мент, прямо как с плаката».

К головной боли прибавился тяжелый озноб, бросило в холодныйпот. Но вместо того, чтобы уколоться, Катя приняла таблетку американскогоаспирина, запила сладким остывшим чаем, сжевала кусок хлеба с сыром и ложкухолодной скользкой кукурузы прямо из банки. Легче не стало, но Катя твердорешила не колоться до тех пор, пока не найдет телефон этой самой Полянской и непозвонит ей. Тут она вспомнила, что и Митина телефонная книжка ни разу непопалась ей на глаза. Такая же фирменная, от «Кокусай-Коеки», только совсеммаленькая, плоская.

«А ведь она тоже пропала, вместе с ежедневником! Окно былооткрыто, телефон не работал. Кто-то мог спокойно влезть в квартиру, вколотьМитьке наркотик и… Мы с ним легли спать вместе, мы страшно хотели спать. Онустал, был в тот день на ногах с восьми утра, а я укололась и еще выпила Дветаблетки какого-то снотворного. Не помню какого. Я вообще ничего не помню…Господи, как больно. Надо уколоться. Сейчас же, сию минуту».

Осталось всего четыре ампулы. А теперь уже три. После укола сталолегко и хорошо. Катя вдруг совершенно ясно поняла, что муж ее вовсе не кончал ссобой.

– Допрыгался он со своими продюсерами, – сказала Катя вслух,спокойно и почти радостно, – все эти продюсеры связаны с бандитами. Несамоубийца Митя, нет на нем этого греха. И на мне нет. Не я его довела допетли.

Внезапная радость сменилась бурными рыданиями. От слез сталосовсем хорошо, как в детстве, когда наплачешься от души и сразу мир вокругпокажется новым, ярким, словно он умыт твоими слезами. Катя решила, что преждевсего надо позвонить Митиным родителям и сказать об этом, чтобы они немучились. А потом надо пойти в храм и заказать заупокойный молебен. На этоОльга денег даст. Или сама пусть закажет, неважно ведь, кто это сделает.

К телефону подошла свекровь.

– Нина Андреевна! – возбужденно выпалила Катя, даже непоздоровавшись. – Митя не сам это сделал, его убили. Вы понимаете, он несамоубийца. Вы слышите меня? Я теперь точно знаю, кто-то влез к нам в окно тойночью.

В трубке стояло напряженное молчание. Наконец Нина Андреевнапроизнесла еле слышно:

– Не надо. Катюша. Пожалуйста, не надо об этом говорить.

– Как?! Почему не надо? Это же очень важно…

Катя не успела договорить. Трубку параллельного телефонавзяла Ольга.

– Пожалуйста, не трогай сейчас маму, – спокойно попросилаона.

Катя разозлилась. Бурная радость сменилась еще более бурнымгневом.

– Я вообще никого не трогаю! Меня просто нет! Я должнаизвиниться, что не умерла вместо Мити? Извини, дорогая Оленька. Я не виновата,что осталась жива. Но вы все должны знать: Митя не делал этого. Его убили. Тыможешь завтра утром пойти в храм.

– Ты только что укололась, и тебе пришла в голову этасчастливая мысль? – холодно спросила Ольга.

– О Господи, как вы мне все надоели! – выкрикнула Катя. – Выслышите и видите только самих себя. Все остальные для вас – сволочи и придурки,недостойные вашего высокого внимания. Ты можешь снизойти и понять: убили твоегобрата, не вешался он сам!

– Хорошо, – вздохнула Ольга, – попробуй успокоиться иобъяснить, почему тебе это вдруг пришло в голову?