Ричард Львиное Сердце: Поющий король - Александр Сегень

— Какое же?

— Такое, что король Англии за один январь нового года выдал своим людям больше денег, чем любой другой из его предшественников на английском престоле расщедривался выдавать за целый год.

— Вранье! — взбесился Ричард. — Так вот твоя благодарность, Филу! А я-то тебя с Ахиллом…

— Вот именно, — усмехнулся епископ. — Совершенно напрасно вы награждаете себя прозвищем Агамемнона, а благоверного короля Франции именуете каким-то там Ахиллом. Могли бы поискать соответствий среди выдающихся подвижников христианства. Прощайте, ваше величество. Надеюсь, вы сделаете правильные выводы из всего сказанного мною.

— Я уже сделал главный вывод, — сказал Ричард. — Главный и окончательный — что королю Франции больше нельзя доверять ни на грош. Хотя это так больно…

— Он, быть может, единственный ваш искренний друг, желающий вам только добра, — возразил епископ. — Только такой друг, как он, способен правильно расценивать пагубность ваших грехов и заблуждений.

После этого разговора король Франции стал предпринимать попытки помириться, но на сей раз Ричард был непоколебим в своем решении раз и навсегда отделить собственную судьбу от судьбы бывшего любимого друга.

Свадьба с Беренгарией вновь откладывалась. Ричард уже изнемогал от нетерпения поскорее жениться на девушке, любовь к которой не в силах были остудить февральские средиземноморские ветры. Но он прекрасно понимал, что свадьба накануне Великого поста непременно вызовет новый выплеск гнева со стороны епископа Бове, и если покамест Папа отклонил петицию о снятии с Ричарда крестоносного обета, кто знает, как он поступит, если ему донесут, что Ричард женился на масленице и продолжал пьянствовать с наступлением первой Великопостной седмицы?

Незадолго до масленицы Филипп-Август и Ричард все же встретились. Обсудив с королем Англии насущные дела, король Франции в присутствии многих славных рыцарей заявил:

— Будучи родным братом принцессы Алисы, я вынужден потребовать от короля Ричарда исполнения своих обязательств пред нею.

— Нельзя ли нам обсудить это щекотливое дельце с глазу на глаз? — внутренне напрягаясь, спросил Ричард.

Филипп согласился, и когда двое королей остались наедине друг с другом, Ричард, вне себя от ярости, проскрежетал:

— Ты опять за свое, Филу! Какого черта! Почему я должен ставить в свое стойло эту заезженную лошадь, на которой только ленивый не катался, начиная с моего покойного батюшки, да уменьшат ему огонек! Ты этих слов от меня добивался? Так получи же их!

— Называть мою сестру лошадью!.. — весь задрожал от возмущения Филипп-Август. — Этак ты и меня, чего доброго, назовешь лошаком!

— И назову, если ты не перестанешь занудствовать. Признайся, ты просто сгораешь от зависти, что у меня такая красивая невеста. Я так счастлив, Филу. Скоро у меня совсем исчезнут прыщи, и тогда…

— Значит, ты нагло плюешь и на мою сестру, и на меня самого? После этого объявляю тебе: я знать тебя не желаю!

Ссора отныне становилась окончательной и бесповоротной. Миновала масленица, во время которой Ричард старался изо всех сил ограничивать себя в увеселениях, наступило Прощеное воскресенье, и душа короля Англии наполнилась желанием помириться с королем Франции. «В последний раз! В самый последний раз!» — пообещал он самому себе и лично отправился просить прощения у Филиппа за то, что обозвал его сестру лошадью.

Филипп принял его не вполне трезвым, в минуту, когда королю Франции хотелось чего-то жалостного, и примирение произошло.

— Филу, — говорил Ричард, обнимая своего бывшего закадычного друга, — ты жаловался Папе, что я много трачу, что я в один месяц потратил больше, чем любой другой король Англии в целый год? Я готов заплатить твоей сестре откупное в размере своих годовых расходов. Годится?

— Хорошо, Уино, хорошо! — всхлипывал Филипп-Август. — Я согласен и на половину названной тобой суммы.

— Ты мой дорогой! За это следует выпить! Завтра уже Великий пост, — расплывался от счастья, что мир налажен, Ричард, а осушив еще два-три кубка, продолжал одаривать короля Франции: — Ты помнишь, Филу, как мы срубили жизорский вяз? Как это было весело!

— Да, очень весело, Уино, очень!

— Собственно говоря, это ведь ты его срубил, Филу, ты! Я только сражался на твоей стороне. Знаешь ли что, друг мой? Я дарю тебе Жизор. Слово короля! Отныне Жизор — твой. К тому же мне никогда не нравилось это место.

— На те, Боже, что мне не гоже, — усмехнулся Филипп-Август.

— Да? Ты так рассуждаешь, негодник? В таком случае вот тебе еще в придачу к Жизору — Венсен! Владей, Филу, и помни мою веселую щедрость! Только бы ты не дулся на меня из-за своей ло… сестрицы, а там — я на все готов ради нашей дружбы.

С наступлением марта на Сицилии наконец-то установилась хорошая погода, засветило солнце, а на второй Великопостной седмице и море стало стихать. В становищах крестоносцев начались приготовления к отплытию.

— Рождественская лань наконец-то переварилась в наших желудках, — весело говорил Ричард.

Он еще больше похудел, потому что, соблюдая пост, вообще почти не ел ничего и постоянно молился о счастливой судьбе грядущего похода, о том, чтобы этим летом отвоевать Иерусалим у Саладина. Чем больше он думал о поведении короля Франции, тем меньше радости вызывало в нем состоявшееся примирение. Теперь он отдавал себе отчет в том, что, пожалуй, лучше было бы оставаться в неладах с Филиппом. В свете грядущего похода он видел, какой обузой станет для него завистливый дружок. Мало того, Филипп и дальше будет примазываться к его военной славе и силе, добычу придется делить с ним пополам, а потери брать на себя. Он понимал, в Великий пост надо смиряться с ближними своими, но понимал также и то, что дальнейшее потакание королю Франции есть несправедливое оскорбление своих подданных. Вот почему, видя, как быстро приготовился в отплытию небольшой флот Филиппа, Ричард намеренно не спешил, говоря, что у него пока еще не все готово. Наконец Филипп решил, что будет красиво, если он первым покинет Сицилию, тем самым как бы показывая пример Ричарду. В предпоследний день марта он попрощался с берегами Тринакрии и взошел на борт легкого судна. Прощаясь с Ричардом, он держался несколько высокомерно, всем своим видом показывая, что именно он, Филипп-Август, главный вождь этого крестового похода.

А Ричард думал о том, по-другому бы он относился к капризам Филиппа, происходи все сегодняшнее год тому назад. Да он бы просто не позволил Филиппу отплывать без него. Теперь же, хоть и щемило в сердце, разум удерживал короля Англии от проявлений недовольства. Единственное, что он позволил себе, так это сказать:

— Ахилл покидает Амиду прежде Агамемнона. Хорошего плавания тебе, старина Филу. Постараюсь тебя догнать.

И тут же подумал, что как раз нисколько не следует спешить. Пусть Филипп первым приплывет в Святую Землю и начнет там скучать. Ведь приступить к военным действиям он не осмелится, и всем будет видно, что он ждет Ричарда, без коего ему никак не обойтись.