Современные тюрьмы. От авторитета до олигарха - Валерий Карышев

…Как-то утром Леша заявил, что завтра ему надо срочно ехать в Питер.

— Как? — не поверила Наташа.

— Да так… Дела у меня там, — пояснил молодой человек.

— А ты меня с собой заберешь? — наивно спросила девушка и тут же поняла всю бестактность своего вопроса, потому что Леша, нахмурившись, отрезал:

— Извини, давай об этом в другой раз поговорим.

— Когда? — несчастная с трудом сдерживала слезы.

— Потом, потом…

— А ты еще приедешь? — Наташин голос предательски задрожал.

— Куда же я денусь! Приеду, как только с делами управлюсь.

Девушка поняла: ситуация может выйти из-под контроля.

Надо что-то делать, надо придумать какой-нибудь ход, чтобы привязать его к себе окончательно. Уедет в свой Питер, найдет себе какую-нибудь… Там, между прочим, тоже носки стирать умеют. И не только это. Все мужики одинаковы: дай лишь до сладкого дорваться, а потом ищи его, кобеля шалого.

Она размышляла весь день, и лишь к вечеру ее осенило: ребеночка заделать надо, вот что! В будущем это даст неоспоримый козырь — я, мол, тебе потомство рожаю, так что будь любезен, вези меня на своей замечательной иномарке в санкт-петербургский Дворец бракосочетания.

Тот последний вечер вроде бы ничем не отличался от предыдущих, но девушка то и дело утирала платочком глаза; ей на самом деле было себя предельно жалко.

— Лешенька, любимый, — ворковала она, подсознательно подражая интонациям героинь латиноамериканских сериалов, — скажи мне, только честно! Ты меня любишь?

— Люблю, — вздыхал молодой человек.

— Нет, ты честно-честно скажи: любишь или нет?

— Честно-честно: люблю.

— Ты будешь звонить мне? Будешь писать?

— Буду, — морщился Леша.

— А можно будет на твой пейджер позвонить?

— Я оставлю номер, — обещал любимый.

А дальше — как обычно: скрип кровати, сбившиеся простыни, вздохи, охи, поцелуи…

— В меня, в меня кончай! — стонала девушка, закусывая нижнюю губу. — Сейчас в меня можно!

Наташа не заметила, как заснула, а проснувшись, пришла в ужас: Леша уехал, и она так и не успела проводить любимого.

Правда, любимый оказался заботливым: на столе, между тарелок и стаканов с недопитым шампанским, лежала стодолларовая бумажка.

Но ни телефона, ни адреса, ни даже абонентского номера своего дивного пейджера Леха почему-то не оставил. Впрочем, тогда она не слишком расстроилась: и то, и другое, и третье можно было узнать у подруги Таньки, его троюродной сестры.

Последующий месяц в жизни Наташи Степанковой был отмечен тремя важными обстоятельствами.

Во-первых, она объявила всем и каждому, начиная от стерв-подруг и заканчивая мамой-папой, что скоро выходит замуж и уезжает в Питер. Это вызвало неоднозначную реакцию: от скрытой и явной зависти стерв до совершенно искреннего родительского: «Ну, наконец!»

Во-вторых, она уже совершенно точно знала, что беременна.

Правда, ни о беременности, ни о желании сохранить ребенка она благоразумно никому не рассказывала.

А в-третьих, за все это время Леша так и не позвонил.

Конечно, это вызывало смутную тревогу. Но о тревоге она также никому не рассказывала.

Попытка выяснить питерские координаты Лехи у троюродной сестры не увенчались успехом: Танька знала лишь номер и абонент пейджера. А может быть, и адрес с телефоном знала, но по каким-то причинам не называла.

— А он тебе что, координат своих не оставил? — деланно удивилась подруга.

— Оставил, да при уборке потеряла случайно, — выкрутилась Наташа. — Как, говоришь, на этот самый пейджер звонить?

Танька долго объясняла всю последовательность: мол, наберешь номер, там возьмет трубку девушка…

— У него что — девушка есть?

Дремучесть подруги едва не вывела Таньку из себя.

— Да нет, это оператор, как на телефонной станции. Скажешь ей, что хочешь, номер абонента назовешь. Ага, вот этот, а она ему на пейджер и передаст.

В тот же вечер Наташа принялась названивать в Питер. Она посылала по пять сообщений за раз, притом слова «милый», «любимый» и «единственный», естественно, повторялись много чаще других, путанных настолько, что девушка-оператор в далеком Питере переспрашивала раза по три.

Реакции не было никакой.

Через несколько дней послания ее стали лаконичными, осмысленными и даже приобрели некоторую логическую завершенность: «Срочно позвони мне, у меня для тебя очень хорошая новость. Мой телефон… А если не можешь позвонить, напиши письмо и сообщи свой обратный адрес». И лишь последние слова «Твоя девочка Наташенька целует и любит тебя по-прежнему» в конце сообщений оставались неизменными.

Реакции снова не было.

Зато через три недели пришел счет за переговоры — увидев его, отец девушки чуть не упал в обморок. Пришлось пойти в сберкассу, где находилась единственная в городе обменка. Но она продолжала звонить на питерский пейджер — от ста долларов сперва осталось восемьдесят, затем шестьдесят, затем сорок…

Леха по-прежнему молчал.

А время неумолимо бежало, и только на пятом месяце беременности, когда пуговица джинсов перестала застегиваться на животе, Наташа поняла, что обманута.

Надежда на счастье ушла окончательно, и все возвращалось на круги своя: унылая и однообразная жизнь, полуголодное существование, змеиное шипение дворовых бабок: «Вишь ты, как ветром надуло! Догулялась…» Просмотр телевизионных сериалов становился единственной радостью бытия. Ни Питера тебе, ни восторженных писем домой, ни фотографий с иномаркой, ни высокого статуса замужней женщины.

В тот день несчастная, обменяв еще двадцать долларов, отправилась в кабак, где, напившись в дым, материла все человечество, но больше — мужскую его часть. Ночью она отправилась к Таньке и, благоухая перегаром, предъявила претензию: мол, подруга ты моя родная, какое говно ты мне подсунула? Но родная подруга вполне резонно возразила: я, мол, тебя только перепихнуться с братаном пригласила, а что ты потом себе в голову вбила, меня не колышет. Слыхала я твои байки, что якобы за Леху моего замуж выходишь, да только не разубеждала никого, потому что не из трепливых. А если наезжать на меня будешь — все узнают, спалю тебя, блядюгу.

Наутро, с трудом взяв себя в руки, Наташа поняла: следует как можно быстрей исчезнуть из этого городка, чтобы избежать разоблачения и позора внебрачной беременности. И потому, оставив родителям записку «Звонил Леша, срочно выезжаю в Питер», дочь выгребла из дома все семейные сбережения и спешно отправилась на вокзал. Но в Питер не поехала — что ей там делать, где подлеца этого искать? Решила пересидеть и собраться с мыслями у подруги по ПТУ. Лиля Пономарева, так звали эту девушку, вышла за москвича замуж, потом развелась, но так и осталась в столице, устроившись торговкой на рынок. Лиля была бабой бойкой, ушлой и неглупой, и, по мнению Наташи, на ее помощь вполне можно было рассчитывать.