Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие - Брайан Ходж

Аттила подошел и опустился рядом с ним, на него, надавив коленом на грудь, чтобы Таннер не дергался, — как будто сверху обрушился камень. Ничего личного, Аттила просто обшарил его карманы в поисках ключей от машины. Он вернулся к своей команде и бросил их женщине.

— Тебе выпала честь убрать тачку с улицы. Думаю… — Аттила обернулся к Таннеру и ухмыльнулся, — …это грузовик с парой латунных яиц, болтающихся на фаркопе.

Потом они принялись за работу; мужчины переоделись в дешевые, одноразовые комбинезоны и раскатали мешок для тела, окрашенный в синий цвет Агентства по урегулированию чрезвычайных ситуаций. Смотреть на то, что было дальше, Таннер не смог, ему пришлось отвернуться и по мере возможности закрыть свой слух для стуков и грохотов. Лишь почуяв какой-то резкий запах, он понял, что они взялись отмывать кровь.

Им уже приходилось таким заниматься. Они действовали не как любители.

— Пятна все равно останутся, — сказал бородач. — Придется тебе обработать доски шлифмашинкой. Для надежности.

Аттила недовольно фыркнул.

— Лучше я просто перестану приглашать гостей.

Таннер рискнул повернуться и увидел, как они бросают тряпки на тело Шона. Когда троица сняла комбинезоны, те тоже отправились в мешок; на этом все и закончилось — Шона больше не было, он сделался всего лишь готовым к утилизации мусором.

Двое новоприбывших подхватили мешок за ручки. Вместо того чтобы спуститься по лестнице на улицу, они направились в другой конец комнаты и прошли через узкую арочную дверь в углу; судя по тому, как долго они отсутствовали, там находился еще один выход.

Когда Аттила снова подошел к Таннеру, в руках у него была деревянная палка длиной с ручку от швабры, но толще; один конец ее был обернут матовой черной лентой вроде той, которой обматывают хоккейные клюшки.

— Как у тебя с кровообращением? — спросил Аттила. — Пальцы на руках чувствуешь? А на ногах?

— Чувствую. В основном.

— В основном чувствуешь — значит, можешь ходить. Тебе тут, я вижу, удобно, но оставаться ты здесь не можешь. Пол моей квартиры — не долгосрочное решение. — Он похлопал деревяшкой по ладони, напоминая копа с дубинкой. — Только давай без глупостей. Если ты можешь ходить — значит, можешь попытаться удрать. Или пнуть меня. Видишь, к чему я клоню?

— Тогда почему бы вам и меня отсюда не вынести?

— Ты этого не заслужил. При всех его недостатках, твой приятель погиб, сражаясь. Пока ты не сделаешь того же, будешь ходить на своих двоих.

Аттила снял проволоку с ручки, сбросил ноги Таннера на пол, придавил коленями его голени и освободил лодыжки. После чего отошел в сторону, выпрямляя проволоку, чтобы можно было пропихнуть ее в дырку, просверленную в незамотанном конце палки.

— Знаешь, за сегодня ты был вторым, кто сказал мне, что у Дафны есть дела и я должен оставить ее в покое.

Заинтригованный, Аттила оторвался от сгибания и наматывания проволоки:

— Видишь? Тебе не обязательно верить мне на слово. И кто же был первым?

— Тот парень в каньоне, которого мы потеряли. Скалолаз.

Лицо Аттилы исказилось гневом.

— Прыгуна, которому ты позволил спрыгнуть, ты имеешь в виду. Говори как есть, старший братец. Что я тебе говорил об пустых словах? — Потом Аттила сменил гнев на милость — ближе к проявлению сочувствия он подойти был не способен. — Для тебя это, наверное, была бы охуеть какая неожиданность даже и не в двухстах шестидесяти футах над землей.

— Но почему он? — взорвался Таннер. — Этот несчастный парень — почему оно воспользовалось именно им?

Аттила недоумевающе посмотрел на него.

— Не понимаю.

— Почему не Шоном? С его помощью оно могло бы добиться гораздо большего, а я бы ничего не заподозрил. Перерезать мою веревку… или столкнуть меня с обрыва, пока я не успел на ней закрепиться… и проблема решена. Или почему бы вообще не отказаться от посредников и не поджарить меня изнутри?

— У вашего скалолаза была пара дней на то, чтобы раскиснуть, так что… путь наименьшего сопротивления? Я же тебе объяснял, слово «боги» только передает суть. Я ничего не говорил о всемогуществе. — Аттила добавил еще несколько витков к проволоке в том месте, где она обматывала ручку. — Поэтому слабость — их друг. А ты и твой чудо-мальчик, судя по всему, из тех неприятных ребят, чьи характер и физиология делают этот вариант невозможным. Впрочем, не бери в голову… кто знает, что может случиться, если тебя немножко помариновать. — Он подмигнул, а потом соорудил из остатка проволоки петлю. — Дафна — тоже крепкий орешек. Я начинаю серьезно ненавидеть ваших родителей.

— Чего ты хочешь от Дафны? Что ты с ней сделал?

— Я ничего с ней не делал. Я ее разглядел. — Аттила набросил петлю на шею Таннера. Ошейник. Он делал ошейник. — Тебе нравятся трюфели?

— Откуда мне знать? — Аттила начал поворачивать ручку, затягивая петлю, и Таннер напряг шейные мышцы. — Я эту хрень никогда не пробовал.

— И как это я не догадался. — Аттила потянул за ручку и, похоже, остался доволен. — Трюфели отыскать нелегко. Они могут расти на глубине двух-трех футов под землей. Поэтому нужна свинья, которая может их учуять.

Аттила отошел назад и снова потянул за ручку и ошейник.

— Подъем.

Руки Таннера все еще были связаны за спиной, и ему пришлось перекатиться и встать на колени, прежде чем подняться на ноги. Что еще более унизительно, Аттила правил им сзади, подталкивая к двери в дальнем углу.

— Охота на трюфели. Подготовка к ней — процесс двухступенчатый, — сказал Аттила. — Сначала ты заводишь свинью. Потом ты ее дрессируешь. У свиньи может быть врожденный талант, хороший нюх, но ее все равно нужно дрессировать. А Дафна?.. Она очень талантливая свинка.

За дверью оказался короткий коридор, залитый мерзким желтушным светом сорокаваттной лампочки. Миновав следующую дверь, уже отпертую и распахнутую, они вышли на выложенную плиткой площадку и спустились по лестнице.

— У меня и самого есть к этому небольшая способность. Я думаю, она возникла после того, как я попал в аварию на школьном автобусе. Дело кончилось пожаром.

Под таким углом — Аттила был сзади, на четыре ступеньки выше — ошейник казался удавкой. Таннер делал каждый шаг осторожно; он не для того так далеко зашел, чтобы сломать себе шею или повредить гортань.

— А у Дафны, думаю, талант проявился в тот день, когда ее… ну, мне, наверное, не обязательно заканчивать? Было бы жестоко продолжать тыкать тебя носом в тот случай, а я человек не жестокий.

Они миновали