Простым ударом шила - Сирил Хейр

— Скажите, сэр, а причины остальных не вызвали у вас такой же уверенности? — спросил Маллет.

— Нет, не вызвали.

— Сегодня утром, сэр, вы сочли возможным рассказать мне в высшей степени забавную историю о так называемом «заговоре». Ну и что вы думаете обо всем этом? Как относитесь к такой затее?

Петигрю пожал плечами:

— Я давно уже прекратил строить догадки насчет, как вы говорите, «всего этого». Хотя по-своему обидно: началось как веселая невинная игра, а кончилось чем-то вроде мании.

— Вам не кажется, что за всем этим что-то стоит? Скажем, скрытый мотив со стороны заговорщиков?

— Нет, не кажется. Честно говоря, я считал «заговор» бессмысленной и неумной затеей.

— Бессмысленной или нет, сейчас уже не имеет ровно никакого значения. Учтите ее результаты, — перебил его Джеллаби.

— Да, но вы ведь не можете утверждать, что все случившееся стало прямым результатом «заговора», — возразил ему Петигрю.

— Я ничего не слышал о «заговоре», пока за обедом не просмотрел вот эти заметки, однако два конкретных результата мне уже вполне ясны, — перебирая бумаги, заметил Джеллаби. — Первое: мисс Дэнвил намеренно довели до определенного состояния, и второе: все заговорщики точно знали, чего и когда следует ожидать в этой части здания. Точное знание со стороны подозреваемых в преступлении лично мне представляется весьма весомым результатом.

Петигрю снова пожал плечами:

— В так называемой репетиции, которую я невольно прервал своим неожиданным появлением, принимали участие только трое.

— Они все были в комнате, обсуждая детали, в четверг вечером. Так вы сказали мистеру Маллету сегодня утром.

Петигрю совершенно не нравились на редкость прямолинейные и в высшей степени категорические аргументы Джеллаби, однако, объективно говоря, он не мог не признать, что инспектор был не так уж не прав. Но в главном вопросе его пока что никто не переубедил. Поэтому он, не скрывая своих сомнений, сказал:

— Знаете, мне трудно поверить в то, что столь сложная и детальная конструкция могла так долго выстраиваться без того, чтобы кто-нибудь из заговорщиков рано или поздно не проговорился.

Тайный умысел, если, конечно, он имел место, совсем не обязательно был всеобщим достоянием, — заметил Маллет. — Возможно, сам по себе этот «заговор» появился на божий свет совершенно случайно, например от скуки, чтобы хоть как-то скрасить серое, достаточно монотонное существование сотрудников управления, но затем один или несколько участников решили использовать его как весьма удобное прикрытие для иных дел… Впрочем, мы углубляемся в теорию вопроса. На данный момент у нас имеются всего два существенных и конкретных результата, о которых только что упомянул мистер Джеллаби. Как именно они вписываются в эту загадочную историю, мы пока не знаем, однако, на мой взгляд, исключать кого-либо из списка подозреваемых было бы по меньшей мере преждевременно. У вас есть что добавить, сэр? Пусть самое незначительное…

— Ничего, — ответил Петигрю и встал со стула.

— Тогда благодарим вас, сэр, и до встречи. Да, кстати, как мне только что сообщили из Лондона, против компании «Бленкинсоп», как вы и рекомендовали, уже возбуждено уголовное дело по пункту 1 статьи 7 УК.

— Спасибо. Вот уж утешили так утешили.

— Этот парень на редкость везучий, — заметил Маллет, входя в офис Джеллаби на следующее утро. — Может, даже слишком везучий.

Джеллаби поднял голову от письменного стола, на котором были разложены первые визуальные плоды их совместного расследования — снятые под разным углом фотографии места убийства мисс Дэнвил и тела самой жертвы.

— Какой парень? — рассеянно спросил он.

— Наш убийца, конечно… или, что совсем не исключено, наша убийца.

Джеллаби пробормотал что-то невнятное и снова погрузился в изучение лежащих перед ним фотографий. Затем уже более внятно сказал:

— Нам нужен снимок этого окна крупным планом. — Потом вдруг снова поднял голову и добавил: — Минутку, вы сказали — наш убийца?

Маллет утвердительно кивнул:

— Естественно. До меня последние новости дошли только сегодня утром, когда я уже успел плотно позавтракать. Очевидно, вчера вечером ваш шеф сильно постарался, чтобы все поскорее устроить и официально поставить во главе расследования вашего покорного слугу. Само собой, не прекращая дела «Бленкинсоп», которое, впрочем, уже практически на финальной стадии, и вопроса об утечке информации из управления, хотя, честно говоря, надежды на это мало. Если только наше новое дело не прольет на него хоть какой-то свет. Вот такие дела. Надеюсь, у вас нет особых возражений?

— Возражений? Да что вы?! Лично я только рад. И хотя обычно мне совсем не нравится, когда кто-нибудь вмешивается в мои собственные дела, но здесь совсем другой случай. Слишком много иностранцев, которых, не сомневаюсь, вы сможете понять куда лучше, чем я.

— Что ж, ваше отношение к этому меня только радует, — довольно сказал Маллет и, чуть помолчав, добавил: — Впрочем, ничто другое мне и не приходило в голову.

— Вообще-то, — скороговоркой забормотал Джеллаби, как бы извиняясь, должен признаться, я сам попросил об этом. — И, заметив удивленный взгляд Маллета, продолжал: — Ладно, давайте лучше посмотрим, что мне удалось раскопать. Как видите, не так уж и много, но что есть, то есть. Пока придется довольствоваться малым.

Маллет с шумом придвинул свой стул к письменному столу и внимательно просмотрел все бумаги, которые Джеллаби придвинул к нему. Минут через десять он столь же шумно отодвинулся и прикурил свою трубку. Чуть помолчал, а затем, задумчиво пожевав губами, сказал:

— Итак, мистер Джеллаби, похоже, вы уже несколько расчистили площадку для поиска. Хорошо, тогда давайте попробуем суммировать, что у нас есть на данный момент: показания дежурного офицера — чистая рутина и ровным счетом ничего для нас полезного; показания ее родного брата — врагов у нее не было, в прошлом она также переживала приступы острой меланхолии, но впоследствии полностью излечилась и, насколько ему известно, никогда не проявляла сколь-либо очевидных склонностей к самоубийству. Что ж, поскольку это ничуть не похоже на самоубийство, сказанному вполне можно верить. Она вряд ли смогла бы сама себе нанести эту смертельную рану, и, кроме того, возникает законный вопрос: даже если это было бы так, как ей удалось бы избавиться от орудия убийства? Хорошо, пойдем дальше. Показания патологоанатома: рана, безусловно, нанесена чем-то вроде канцелярского шила, обычно используемого в Фернли для прокалывания бумаг. Петигрю полностью подтвердил это. Показания миссис Хопкинс, заместительницы начальника отдела канцелярских принадлежностей: в течение последнего отчетного года сотрудникам управления роздано восемьдесят семь специальных инструментов для протыкания служебных бумаг (обычно называемых здесь шилом), но сейчас их число составляет всего шестьдесят восемь, и, хотя забирать их из офиса для личного пользования категорически запрещено, она боится, что это регулярно имеет место. Так что в этом направлении, полагаю, мы тоже далеко не продвинулись. А ведь если бы отделом канцпринадлежностей заведовал кто-то вроде мисс Кларк, тогда, как мне кажется, даже простую скрепку нельзя было бы перенести из одной комнаты в другую без официального затребования в трех экземплярах… Так, посмотрим, что дальше. А вот это, пожалуй, интересно, очень даже интересно — показания посыльного Джона Пибоди, который в дополнение к прежним показаниям сообщает, что до того, как отправиться пить свой чай, положив в полном соответствии с действующими инструкциями документы на полку, он сначала зашел в подсобку, наполнил чайник водой и поставил его на огонь, не заметив при этом ничего и никого подозрительного, поскольку в тот момент комната была совершенно пуста. И наконец, показания некоей Элизабет Эванс, владелицы резидентского клуба «Фернли», которая в соответствии с запросом детектива-инспектора мистера Джеллаби официальным порядком передала ему все бумаги, отчетные книги и иные документы, так или иначе касающиеся покойной мисс Дэнвил. Кстати, как насчет них, мистер Джеллаби? Есть что-нибудь интересное?