Русское стаккато - британской матери - Дмитрий Липскеров

Такая злоба вдруг обнаружилась в огромном теле, стекшая частью в кулаки-молоты, такого накала ненависть в меченом разрослась, что глаза его подернулись туманной пленочкой, как у медведя, которого собачонка за пятку укусила. Он оглядел невидящим взглядом свою компанию, забыл об управляющем и сделал шаг по направлению к Лизбет.

А она опять размахнулась и двинула в звериные глаза пятью пальцами.

Детина лишь слегка уклонился, и пятерня просвистела мимо. Ее поймала клешня меченого.

Он стоял и держал руку Лизбет на изломе. Еще мгновение — и переломил бы надвое. Но торопливости в меченом не было. Он стоял и смотрел на ее некрасивое лицо, и в голове его опять медленно что-то варилось.

— Баба, — произнес детина и, отпустив руку Лизбет, неожиданно улыбнулся. Помял лицо, растирая следы удара, и, почувствовав слабую боль, захохотал высоким неприятным голосом.

Докеры тоже заулыбались, даже управляющий хмыкнул, а меченый обнял по-мужски Лизбет за плечи и вновь, сквозь хохот, проговорил:

— Баба!..

А потом ее учили работать всем коллективом: как канаты вязать, как снизу краном управлять, как мешок на спину крепить. Конечно, подсовывали что полегче. Она даже научилась ходить в грязный мужицкий сортир, от которого ее в первый раз чуть не стошнило…

А к вечеру, когда закончилась смена и вся компания притащилась в портовый паб, старый докер с волосатой грудью, прикончив третью пинту пива, кивнул на меченого, в руке которого пивная кружка казалась наперстком, и сказал между прочим:

— Парень-то — чемпион Англии по боксу среди докеров! В профессионалы зовут!

Меченый вскоре и ушел в профессионалы, а Лизбет продолжала каждое утро являться в порт и до заката солнца работала наравне с мужиками.

Вечерами она научилась пить виски и иногда напивалась, но не до беспамятства, как многие, а оставляла часть рассудка, чтобы добраться до дома и рухнуть в отцовскую постель.

Иногда ей случалось драться с пришлыми, компания на компанию, после чего докеры и вовсе перестали замечать ее принадлежность к противоположному полу. Не стесняясь Лизбет, справляли малую нужду где ни попадя…

Что такое мужики, она так и не разобралась, хотя, работая с ними бок о бок, сама иногда чувствовала себя мужиком и жалела, что рождена девицей. Считала, что мужчине легче, что ум в нем или сила — все одно что-то имеется, а в женщине лишь сложности накручены, не затрагивающие мозговые процессы. Что такое ум, она не понимала, а что есть сила, знала не наверняка.

А года через два она встретила в пабе своего Костаки и совершила свой единственный полет…

* * *

Зачем Лизбет рассказывала об этом сыну, она сама того не ведала. Но, по счастью, избитый подросток спал и сквозь сон слышал только гудение в ухе, как будто раковину морскую приложили…

Утром Роджер проснулся в своей постели с сильнейшей головной болью.

«Я — раненый, — решил он. — Ни в школу, ни к учителю музыки сегодня не пойду».

Он с трудом встал, подошел к бюро и вытащил из шкафчика коробочку, в которой лежала мертвая Марта. Шкурка ящерки потускнела, и мальчик решил поторопиться сделать намеченные дела.

Матери дома не было, и из ее зеркального столика, стоявшего в спальне, он выудил толстую пачку денег. Из нее он отсчитал триста фунтов, положил в правый карман и еще тридцать — в левый.

Выйдя на улицу, поднял руку и остановил такси, назвав улицу Мортон.

Через пятнадцать минут Роджер находился в офисе таксидермиста.

Немолодой человек лет тридцати пяти, с ясными глазами, улыбнулся навстречу прыщавому мальчику и, поглядев на коробочку, поинтересовался:

— Черепашка?

— Вам что, не докладывали?

— Ах да, — улыбнулся таксидермист. — Ящерица. Мне еще какое-то имя называли…

— Марта, — напомнил Роджер.

— Вот-вот. Чудесное немецкое имя. Давайте ее сюда.

Роджер протянул коробку и сел к хозяину в полоборота.

— Так-так, — озабоченно проговорил мастер по изготовлению чучел. — Как же это произошло?

— Я обязан отвечать?

— Вовсе нет… — И тем не менее спросил: — Вивисекция?

— У нас есть такое приспособление, с помощью которого режут на тонкие ломтики сыр. С такой большой ручкой. Мы резали сыр, Марта пробегала и…

— Какая драма! — с чувством произнес таксидермист.

— Драма наша, ваши деньги! — добавил Роджер.

— Да-да, именно так. Но бывает и наоборот. Какой-нибудь охотник хочет сделать на память из трофея чучело, и никакой драмы нет! Вон, видите, — таксидермист указал в дальний угол мастерской. — Охотник — мастер своего дела, попал белке прямо в глаз и желает, чтобы я след от дроби красным отметил. Что ж, сделаю глаз красным… Вообще-то всяких там дохлых ящериц, попугайчиков и змеек родители детишек приносят, чтобы сохранить им добрые воспоминания о друге. Вы, молодой человек, исключение, вы сами принесли свою привязанность!

— Она не сдохла! — вздернул бровью Роджер. — Она умерла.

— Пусть так. Давайте вашу немочку сюда.

— Когда готово будет? — поинтересовался мальчик, передав ящерицу таксидермисту.

— Заходите через неделю…

Роджер выплатил мастеру гонорар, получил расписку и, выйдя вон, вновь остановил такси и назвал адрес зоомагазина. Там он совершил оптовую покупку и в специальном ящике принес ее домой.

— Восемь… девять… — он пересадил десятую ящерицу в аквариум и высыпал экскременты, накопившиеся за поездку, туда же.

Этим же вечером Роджер задушил одну из ящериц тонкой, но очень прочной нитью и все вглядывался в бусиновые глаза зверюшки…

И второй эксперимент был признан неудачным.

Наутро Роджер отыскал в телефонном справочнике десять контор, занимающихся набивкой чучел, и, позвонив в первую сверху, договорился о встрече…

Через две недели отец Себастиан обнаружил, что сел в исповедальне на что-то постороннее.

«Опять какой-нибудь скромный подарок», — подумал священник.

При свете дня он увидел в коробочке великолепно изготовленное чучело ящерицы, к лапке которой была привязана бумажка с надписью «Марта»…

— А ты не смейся! — проговорил старик рассерженно. — Давай, пацан!

И он дал.

Коротко, почти без замаха, ударил по новенькому мячу, при этом нога его, как у заправской балерины, задралась после удара в шпагате к небесам, мяч, словно камень, из рогатки пущенный, влетел в правую от вратаря девятку и, запутавшись в сетке, повис у задней штанги.

— Еще раз сможешь?

Колька пожал плечами.