Раху - Грегор Самаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Долгое время они стояли так молча. Наконец Маргарита тряхнула головой, точно отгоняя назойливую мысль, и проговорила с улыбкой:
— Ну, мой шталмейстер, все разошлись, не пойти ли и нам в парк, где так чудно поют соловьи? Пойдемте к моему любимому пруду с лотосами и моими милыми черными лебедями… Они, наверно, так же любуются лунным светом, как и люди.
Она взяла руку капитана, и они вошли в аллею высоких деревьев манго. С одной стороны аллеи их скрывала густая тень, с другой — серебрились верхушки деревьев, чудный аромат струился в воздухе и соловьи заливались в чаще. Они шли молча. Синдгэм чувствовал, что рука Маргариты дрожит и невольно, точно желая оградить девушку от опасности, он крепко прижимал к себе ее нежную теплую руку. Его сердце так билось, что удары его, казалось, слышны повсюду. Если б Маргарита весело болтала, как всегда, он нашел бы силы поддерживать легкий разговор, но теперь он чувствовал, что от одного слова его сердце переполнится, а Маргарита не понимала его молчания, она боялась, что он сердится на нее, и не решалась задать ему вопрос. Молча они дошли до конца аллеи, где открывалась чудная картина: окруженный деревьями манго мраморный бассейн, прозрачная вода которого переливалась золотом и серебром. Вокруг бассейна пролегала дорожка, усыпанная мягким песком, стояли мраморные скамейки под тенью душистых кустов. Четыре черных лебедя плыли по воде, на которой красовались широколистые лотосы с краснорозовыми цветами. От цветов исходил аромат и смешивался с запахом цветущих деревьев и кустарников.
— Как хорошо! — воскликнула Маргарита, невольно останавливаясь.
— Да, — грустно подтвердил капитан, — хорошо для того, кто видит это у своих ног, тяжело и жестоко для того, кто стоит внизу, видя над собой все прекрасное… А все-таки, должно быть, тяжело покидать свет, когда надежда оживает в бедном сердце, казавшемся умершим.
Маргарита не поняла его слов, но испугалась мучительной тоски, звучавшей в его голосе. В первый раз она решилась поднять глаза — лицо Синдгэма выражало серьезность, его большие глаза с удивительной глубиной и сердечностью смотрели на нее.
— Вы хотите нас покинуть, капитан? — спросила она, невольно соединяя свои мысли с его грустным выражением.
— Меня отзывает долг службы…
— Но вы ненадолго останетесь, правда, вы скоро вернетесь?
— От меня ничего не зависит, — отвечал капитан, теперь в свою очередь опуская глаза перед ясным взглядом Маргариты.
Она хотела сказать еще что-то, но ее опять удержало необъяснимое чувство, и она крикнула, отворачиваясь:
— Смотрите на лебедей! Они услыхали мой голос и ищут меня.
В золоченых корзинах на мраморных подставках лежали зерна риса и пшеницы; Маргарита нагнулась и начала кормить лебедей, которые ласкались и терлись об ее руки. Капитан стоял рядом, любуясь прелестной картиной.
— Посмотрите, капитан, — заговорила Маргарита, далеко бросив горсть зерен. — Смотрите, как дивно цветут лотосы: они как будто пышнее раскрываются при луне, чем при солнечных лучах. Я люблю этот цветок. Когда я была еще ребенком, вы мне рассказали, что он означает для индусов, и я недавно еще хотела вспомнить ваш рассказ, но не могла.
— А все очень просто, как просто все прекрасное на свете. Видите, Маргарита, лотос для индусов — все на свете, этот цветок — эмблема всей Земли. Смотрите, — продолжал он, указывая на цветок около берега, — в середине чашечки возвышается в блеске золота Меру — вершина Гималаев; ее окружают жилища богов, тычинки означают другие вершины Гималаев, составляющие, по мнению индусов, центр Земли. Четыре главных лепестка чашечки — это страны света, север, юг, восток и запад; остальные лепестки — дымасы, пояса, делящие землю на зоны тепла и холода. Так как лотос — изображение всей Земли, то Брама, создатель всего мира, восседает на красном лотосе и из чашечки его выходит Лакшми — богиня благословения.
Он нагнулся, притянул стебель и осторожно сорвал красно-розовый цветок с желтыми, как золото, тычинками.
— Сегодня я отнял у вас в манеже цветок лотоса, Маргарита, — для индуса это означало бы несчастье. Возьмите за него этот цветок, пусть он возвратит все, что я отнял у вас, и, — добавил он дрогнувшим голосом, — пусть напомнит вам обо мне, когда меня не будет.
Маргарита густо покраснела, взяла и вопросительно посмотрела на него.
— Напомнит? — повторила она. — Разве нужно мне напоминать об отсутствующем друге? Вы печальны! Наверно, вам грозит опасность в этой поездке… Отвечайте мне, капитан, я хочу знать… отвечайте! Мой шталмейстер должен сказать мне правду! — прибавила она с грустной улыбкой.
— В этой стране, Маргарита, опасность грозит при каждом путешествии, — отвечал он, — в данном случае даже больше обыкновенного… Опасность — обычная вещь в жизни солдата, он должен с ней сродниться. Я не знаю страха, но теперь, Маргарита, я с тревогой иду, потому что или достигну высшего счастья в жизни, или навсегда потеряю его.
Она стояла перед ним, вся дрожа, и спросила нетвердым голосом:
— А то, чего вы хотите достигнуть или боитесь потерять… дороже жизни?
— В тысячу раз дороже, Маргарита, оно заключает в себе весь свет и всю душу, как лотос, который я вам дал, чтобы он напоминал обо мне, когда меня не будет. Глядя на него, вы будете думать о вашем шталмейстере, если я не вернусь.
— Вы вернетесь, — горячо воскликнула Маргарита, и на глазах ее блеснули слезы. — Вы вернетесь и порукой в этом станет цветок, который вы мне дали… Я возвращаю его вам со всем его значением… Возьмите его с собой, он охранит вас, принесет вам счастье.
Она подала ему лотос. В неудержимом порыве он схватил ее руки и горячо прижал к губам, потом взял цветок и спрятал на груди.
— Благодарю вас, Маргарита, что вы даете мне с собой этот знаменательный священный цветок, тогда я вернусь, я достигну моей цели и достигну блаженства, которое он в себе заключает.
— А теперь, — попросила она со счастливой улыбкой, — сорвите еще цветок, который я буду хранить на память… Лепестки завянут и засохнут, но значение их сохранится, а мои мысли и молитвы будут сопровождать вас и охранять от опасности.
Он сорвал цветок, подавая его ей, вновь поцеловав ее руки, и долго смотрел в ее ясные голубые глаза, которые она не опускала, хотя в них стояли слезы и щеки ее разгорелись.
Послышались голоса, Вилер и еще несколько человек вышли из противоположной аллеи к бассейну.
— Пойдемте, — позвала Маргарита, слегка дрожавшим голосом. — Мама, верно, тоже вернулась и ждет меня.
Она взяла его под руку и увлекла в тень, пока другие не подошли.
Они опять шли молча. Он держал ее руку, которую она не отнимала, чувствуя иногда слабое, как бы случайное пожатие. Маргарита не находила слов, сама не понимая, что происходит в ее сердце. Капитан нашел бы слова, так как ясно понимал свое волнение; он не обманывался, вполне сознавая любовь, годами развивавшуюся в его сердце и наполнившую все его существо, но он не мог говорить, не имел права высказать свои чувства: он пария!