Как было на самом деле. Дон Кихот или Иван Грозный - Анатолий Фоменко

Вся эта картина нашла свое яркое отражение у Сервантеса. Конечно, в искаженном насмешливом виде, но отразилась. А если убрать «юмор», то описана вполне наглядно и четко. Начнем с того, что процитируем фрагменты из второй части романа, из глав XVI и XVII.

Действие разворачивается на «постоялом дворе», который, как пишет Сервантес, блаженный Дон Кихот почему-то воспринимал как некий роскошный замок. Как мы понимаем, замок или дворец и были на самом деле. А постоялым двором его лукаво назвал Сервантес или редактор.

«В услужении у хозяев находилась девица из АСТУРИИ, широколицая, курносая, со срезанным затылком, на один глаз кривая, – впрочем, и другой глаз был у нее не в порядке. Правда, СЛОЖЕНА ОНА БЫЛА ОТЛИЧНО, и это искупало все прочие ее недостатки… Эта самая КРАСОТКА стала помогать хозяйской дочери (ухаживать за больным Дон Кихотом – Авт.)… Здесь же ночевал некий погонщик, причем ложе его находилось неподалеку от ложа Дон Кихота…

Дон Кихот возлег на это треклятое ложе, и тут хозяйка с дочкой принялись лечить его… а Мариторнес – так звали астурийку – им светила», ч. 1, с. 147–148. Дон Кихот был польщен оказанным ему вниманием и сказал:

<<Услуга ваша никогда не изгладится из моей памяти… И когда бы… законы любви еще не приобрели надо мною такой неодолимой власти и очи жестокой красавицы, которой имя я произношу сейчас мысленно (то есть Дульсинеи = Софьи Палеолог – Авт.), меня еще не поработили, ТО СВОБОДОЮ МОЕЮ ЗАВЛАДЕЛИ БЫ ОЧИ ЭТОЙ ПРЕЛЕСТНОЙ ДЕВУШКИ…

Наконец, выразив на своем трактирном языке благодарность нашему рыцарю за его учтивые речи, хозяйка с дочерью удалились, астурийка же Мариторнес принялась лечить Санчо, который нуждался в этом не меньше, чем его господин.

Погонщик же и Мариторнес заранее уговорились весело провести эту ночь, и она дала ему слово, что, когда постояльцы угомонятся, а хозяева заснут, она придет сюда, дабы утолить его страсть и исполнить все, что только он от нее ни потребует. А про эту славную девицу говорили, что ТАКОГО РОДА ОБЕЩАНИЯ ОНА ИСПОЛНЯЛА ДАЖЕ В ТЕХ СЛУЧАЯХ, когда они были даны ею в глухом лесу и притом без свидетелей ибо УПОМЯНУТАЯ ДЕВИЦА ВЕСЬМА КИЧИЛАСЬ ДВОРЯНСКИМ СВОИМ ПРОИСХОЖДЕНИЕМ…

Ему (Дон Кихоту – Авт.) пригрезилось, что он прибыл в некий славный замок… и что дочь хозяина, то бишь владельца замка, которую он якобы сумел очаровать, ВЛЮБИЛАСЬ В НЕГО И ОБЕЩАЛА НЫНЧЕ НОЧЬЮ, ТАЙКОМ ОТ РОДИТЕЛЕЙ, ПРОВЕСТИ С НИМ ЧАСОК-ДРУГОЙ… Но тотчас приуныл, и, представив себе, какому тяжкому испытанию должно подвергнуться его целомудрие, мысленно дал себе слово не изменять своей госпоже Дульсинее Тобосской (то есть Софье Палеолог – Авт.)…

А между тем настал роковой для него час, – час, когда ДОЛЖНА БЫЛА ПРИЙТИ АСТУРИЙКА (Есфирь – Авт.), и точно: БОСАЯ, В ОДНОЙ СОРОЧКЕ И В СЕТКЕ ИЗ ГРУБОЙ НИТКИ НА ГОЛОВЕ явилась она на свидание к погонщику и неслышной легкой стопой вошла в помещение, где трое постояльцев расположились на ночлег… Дон Кихот, заслышав ее шаги, сел на постели и… раскрыл объятия, дабы заключить в них прелестную деву. Астурийка, безмолвная и настороженная, вытянув руки, пробиралась к своему милому и вдруг наткнулась на руки Дон Кихота, – тот схватил ее, онемевшую от ужаса, за кисть, притянул к себе и усадил на кровать. Дотронувшись же до ее сорочки, сшитой из мешковины, он вообразил, что это дивный тончайший шелк. На руках у нее висели стеклянные четки, но ему почудилось, что это драгоценный восточный жемчуг. Волосы ее… он уподобил нитям чистейшего арабского золота, коего блеск затмевал свет солнца. Пахло от нее, по всей вероятности (насмехается Серван-тес – Авт.), прокисшим салатом, а ему казалось, что от нее исходит нежное благоухание. Словом, в его представлении ОБРАЗ АСТУРИЙКИ СЛИЛСЯ С ОБРАЗОМ НЕКОЕЙ ПРИНЦЕССЫ…

– О, если б я был в силах отплатить вам (заговорил Дон Кихот – Авт.), прелестная и благородная сеньора… Однако ж судьбе… угодно было, чтобы я, истерзанный и разбитый, возлег на это ложе и чтобы я при всем желании не мог исполнить ваше желание. Кроме этого препятствия, существует и другое, совершенно непреодолимое, а именно, моя клятва в верности несравненной Дульсинее Тобосской, единственной владычице сокровеннейших моих помыслов…

Мариторнес изнывала в объятиях нашего рыцаря и обливалась по́том… она молча пыталась высвободиться. Между тем бравый погонщик, которому не давали спать нечистые желания и который учуял свою возлюбленную… внимательно прислушивался к тому, что ей говорил Дон Кихот; наконец, мучимый ревнивой мыслью, что АСТУРИЙКА ИЗМЕНЯЕТ ЕМУ С ДРУГИМ, он приблизился к ложу Дон Кихота… когда он увидел, что девица хочет вырваться, а Дон Кихот ее не пускает, то это ему не понравилось, – он размахнулся, что было мочи УДАРИЛ ВЛЮБЛЕННОГО РЫЦАРЯ ПО ЕГО УЗКОЙ СКУЛЕ И РАЗБИЛ ЕМУ РОТ В КРОВЬ; не удовольствовавшись этим, погонщик подмял его под себя, а затем даже не рысью, а галопом промчался по всем его ребрам…

Вызванный его падением отчаянный грохот разбудил хозяина, и тот сейчас же смекнул, что это проказы Мариторнес… Он встал, зажег светильник и пошел в ту сторону, где, по-видимому, ПРОИСХОДИЛО ПОБОИЩЕ. Служанка, растерявшись и струхнув не на шутку, при виде рассвирепевшего хозяина, ЗАБРАЛАСЬ НА КРОВАТЬ К СПЯЩЕМУ САНЧО ПАНСЕ И СВЕРНУЛАСЬ КЛУБКОМ…

В это время проснулся Санчо: почувствовав, что кто-то (Мариторнес – Авт.) всей тяжестью на него навалился… он стал яростно работать кулаками, причем львиная доля… досталась Мариторнес, – Мариторнес же, забыв от боли всякий стыд, дала ему сдачи… началась самая ожесточенная и самая уморительная схватка, какую только можно себе представить. Погонщик же, увидев… что его даме приходится туго, бросил Дон Кихота и поспешил к ней на подмогу. Его примеру последовал и хозяин, но с другой целью: БУДУЧИ СОВЕРШЕННО УВЕРЕН, ЧТО ЕДИНСТВЕННОЮ ВИНОВНИЦЕЮ ВСЕГО ЭТОГО ШУМА ЯВЛЯЕТСЯ МАРИТОРНЕС, он вознамерился ее проучить. А дальше пошло совсем как в сказке: «кошка на мышку, мышка на кошку», – погонщик ринулся на Санчо, Санчо на служанку… и все при этом без устали молотили кулаками… Очутившись впотьмах, БОЙЦЫ ПРИНЯЛИСЬ КОЛОШМАТИТЬ ДРУГ ДРУГА НАУГАД И УЖЕ БЕЗ ВСЯКОЙ ПОЩАДЫ, так что где только прошелся чей-нибудь кулак – там не оставалось живого места.

На этом самом постоялом дворе случилось ночевать стражнику из старого толедского Святого братства, и тот,

УСЛЫХАВ НЕОБЫЧАЙНЫЙ ШУМ БИТВЫ, схватил вещественные знаки своего достоинства… и, ощупью пробравшись в чулан, крикнул:

– Именем правосудия, остановитесь! Остановитесь, именем Святого братства!

Прежде всего стражник наткнулся на избитого и впавшего в беспамятство Дон Кихота, распростертого на своем рухнувшем ложе… Видя, что тот, кого он схватил, не двигается и не шевелится, подумал, что это убитый, а что все остальные – убийцы, и как скоро мелькнуло у него это подозрение, он еще громче крикнул:

– Заприте ворота! Не выпускайте отсюда никого – ЗДЕСЬ ЧЕЛОВЕКА УБИЛИ!

Крик этот перепугал дерущихся, и каждый невольно замер на том самом месте, где его застал голос стражника… Стражник… пошел искать огня, дабы изловить и задержать преступников>>, ч. 1, с. 149–153.

Тем временем Дон Кихот очнулся от сильного удара в голову и позвал Санчо Пансу, который тоже пострадал. Дон Кихот объяснил ему, что произошло.