Каждый умирает в одиночку - Джеймс Хедли Чейз

Он слушал все это молча. Его лицо было таким же ничего не выражающим, как и стена позади него, но упоминания об ожерелье оказалось для него чересчур. Внезапно мышцы его лица обмякли, и он чуть снова не выронил сигару, теперь изо рта.

— Это ложь, — сквозь зубы выдавил он.

— Ожерелье у меня, мистер Серф. Ситуация запуталась потому, что мы не имели права забирать его из квартиры. Но вы наш клиент, и я буду поддерживать гарантию секретности так долго, как смогу, но насколько долго, это будет зависеть от того, как быстро я смогу найти миссис Серф.

Он сидел, глядя на меня, кулаки были сжаты, глаза его отвратительно поблескивали, но он ничего не сказал.

— Положение осложнилось еще одним убийством, — продолжил я. — Ледбеттер, который обнаружил тело Даны, был застрелен этим утром. Я думаю, он пытался шантажировать убийцу, и убийца закрыл ему рот. По любому, этим утром его застрелили.

Серф внезапно взбесился и взмахнул рукой, стряхнув пепел на брюки.

— Должно быть, я сошел с ума, когда нанял вас! — взорвался он, его лицо стало почти темно-фиолетовым. — Я не желаю быть втянутым в это! Вы поняли?! Я затаскаю вас по судам! Только потому, что эту проклятую женщину убивают!..

— Дана Льюис была застрелена потому, что вы наняли ее следить за вашей женой, — отрезал я. — И вы знаете это! Если бы не ваша жена, девушка была бы сейчас жива. Вы в ответе за это так же, как и я.

Он свирепо смотрел на меня, бормоча что-то себе под нос и сердито барабаня по ручке кресла пальцами.

— Я не намерен принимать ответственность, — злобно возразил он.

— Если я решу сказать все, что я знаю, вам придется принять ее.

Он прикоснулся к губам кончиком языка, сердито посмотрел на свои безупречные ботинки и сказал более приглушенным тоном:

— Теперь послушайте, Маллой, держите меня подальше от этого. У меня есть дочь, о которой мне надо заботиться.

— Давайте позаботимся о миссис Серф. Где она?

— Вы только что сказали, что вы беседовали с ней. Зачем спрашивать меня?

— Нашу беседу прервали. Я проследил ее до ночного клуба «Л'Этуаль». Она пряталась там. Она вернулась сюда?

Он потряс головой.

— Вы получали что-нибудь от нее?

— Нет.

— У вас есть идеи, куда она могла уехать?

— Нет.

Теперь он немного утихомирился, и на его лицо вернулось встревоженное выражение.

Он поинтересовался:

— Она пробыла в ночном клубе всю ночь?

— Да. Суть ее рассказа Баннистеру — ему принадлежит заведение — была в том, что некий мужчина донимает ее, а она хочет исчезнуть с его пути. Она предложила ожерелье Баннистеру в обмен на защиту, но Баннистер не получил ожерелья и поэтому выкинул ее на улицу.

— Это невероятно, — прошептал Серф, вставая со стула. — Кто этот мужчина, что донимает ее?

— Это мне и предстоит выяснить. Возможно, этот парень шантажирует ее.

Он начал ходить взад и вперед, внезапно остановился и взглянул на меня:

— Вы ведь не думаете, что она застрелила эту девушку?

Я кисло ему улыбнулся:

— Я так не думаю. И Дана и Ледбеттер были застрелены из пистолета 45-го калибра. В Ледбеттера стреляли с расстояния примерно в двадцать ярдов. Я сомневаюсь, что женщина способна попасть с такого расстояния из такого пистолета в стог сена, не говоря уж о том случае, когда цель такая маленькая, как человеческая голова. Но я сомневаюсь, что полиция не попробует оформить на нее дело. То, как она себя ведет, делает ее подозреваемой номер один.

— Я был дураком, что женился на ней, — сказал он, потирая кулаком ладонь. — Не вмешивайте меня в это, Маллой. Мне нужно думать о моей дочери. Я знаю, что я был безрассудным, но вы ведь можете понять мою позицию? Если я могу сделать что-нибудь, чтобы помочь вам, я сделаю это. Но держите от этого подальше полицию и журналистов.

— Я сделаю все, что смогу, — пообещал я. — Но я должен найти миссис Серф. Есть ли какой-нибудь способ остановить ее платежи? Если бы вы могли заморозить ее счета, чтобы она пришла к вам…

— Я могу это сделать, и я это сделаю, — сказал он. — Завтра же поеду в банк.

Я поднялся:

— Уже поздно. Я больше вас не задержу, мистер Серф. Еще одна вещь. Я бы хотел получить свой чек.

Несколько секунд он колебался, затем подошел к письменному столу, сел, выписал чек и протянул его мне:

— Вот. Вытащите меня из этой каши, Маллой, и я заплачу вам еще.

Я положил чек в карман:

— Если я не смогу вытащить вас из этого, я верну вам деньги. — Я направился к двери, потом остановился и спросил: — Как долго у вас работал Миллс?

Он выглядел сильно удивленным.

— Миллс? А он здесь при чем? Он тоже имеет отношение к этому безобразию?

— Не знаю. Я слышал, он живет очень роскошно. Может, он тот самый тип, что шантажирует миссис Серф.

— Миллс? — Он потер свой толстый подбородок, глядя на меня. — Я о нем ничего не знаю. Он работал у меня с месяц. Персонал нанимает Франклин, мой дворецкий. Вы хотите, чтобы я поговорил с ним?

— Пока нет. Сначала поищу еще что-нибудь на Миллса. Предоставьте его мне. И если вы услышите что-нибудь о миссис Серф, свяжитесь с моей конторой.

Он заверил меня, что так и сделает, а когда я уже шел к двери, внезапно сказал:

— Простите меня за мое поведение, Маллой, я ценю все то, что вы делаете для того, чтобы не вмешивать меня в эту кашу.

Я сказал, что продолжу работать и чтобы он не волновался. Слышать от него слова благодарности, конечно, приятно, но я знал, что он стал менее самоуверенным потому, что ему пришлось, а не потому, что он этого хотел. Я оставил его стоящим спиной к камину с потухшей сигарой, зажатой между большим и указательным пальцами, и с кислым выражением на солидном, упитанном лице.

Дворецкий Франклин поджидал меня в дальнем конце коридора. Как только он увидел меня выходящим из комнаты, то тихо подошел ко мне.

— Мисс Натали спрашивает вас, сэр, — сказал он, относясь к этому явно неодобрительно, как старушки к епископу на вечере танцев. — Сюда, пожалуйста.

Этого я не ожидал, но проследовал за его натянутой как струна спиной вдоль по коридору до двери напротив лифта. Он постучал и, открыв дверь, прохладно провозгласил:

— Маллой, мадам.

Он отошел в сторону, пропуская меня в большую, с высоким потолком комнату, освещенную ночником, который отбрасывал мягкий свет на диван-кровать и окутывал остальную часть комнаты тенями.

Натали Серф лежала в кровати. На ней была черная пижама, и ее руки были сложены поверх простыни сиреневого цвета. Ее темные блестящие волосы разметались по подушке, на которой резко выделялось ее худое, бледное лицо. Темные глаза девушки смотрели на меня так же внимательно и выжидающе, как и тогда, когда мы впервые встретились. У меня снова возникло ощущение того, что она может читать письма в моем бумажнике и подсчитать мелкие монеты в моем кармане.