Борджиа - Мишель Зевако

Мага была в эти минуты в таком критическом состоянии, когда мысли, скрывавшиеся в извилинах мозга, сами собой выскакивают наружу, когда тайны, дремавшие в глубине сердца, приливали к губам.

– В тот день, – продолжала Мага, – начались мои мучения… Когда я напомнила Родриго, что он обещал освятить наш союз, он расхохотался… А вскоре я пришла к горькой истине: любовь его глаз лжива, любовь в его словах лжива… Всё, что он делал и говорил, фальшиво… Шли годы, медленно, тяжело, тускло… Отец и мать умерли от горя. Я родила и пыталась обрести вкус жизни в материнской любви… Однажды Родриго заявил, что я ему мешаю. Я бросилась на колени, плакала, умоляла… На следующий день Родриго исчез, оставив мне записку: «Поскольку ты не хочешь уйти, придется это сделать мне». Как безумная, бросилась я в комнаты детей: дети тоже исчезли… Как я не сошла с ума?.. Как не умерла?.. А когда после шестимесячной лихорадки я снова встала на ноги, то обнаружила, что все еще люблю Родриго.

И та, которая больше не была колдуньей из Гетто, добавила:

– Увы! Несчастная и презираемая!.. Я любила его много лет… Издалека… Я последовала за ним в Рим… Проводила дни, шпионя за ним, считала его любовные истории… и мало-помалу чувствовала, как укрепляется в моем сердце необходимость мести. Долгое время любовь и ненависть боролись в моей душе… Ненависть восторжествовала.

– Ах, как вы должны были страдать!.. А ваши дети?

– Дети!.. Когда они стали большими, я хотела их видеть, сказать им правду… Чезаре хотел меня убить… Франческо хотел посадить меня в сумасшедший дом… Лукреция приказала выбросить меня на улицу…

– Синьора!.. Эти ужасные воспоминания плохо на вас действуют

– Нет, Джакомо, они оказывают благоприятное воздействие. Когда я раздираю раны моего сердца, лью на них яд, их разъедающий, мне кажется, что боль отступает… А эта боль и есть любовь… Но слушай, я же не кончила. Среди всех женщин, которых любил Родриго, была одна, которую я ненавидела больше других… Мне казалось, что Родриго любил ее по-настоящему… Благодаря связям с Ватиканом, которые я сумела наладить, я узнала в конце концов, что «она» беременна… Родился ребенок… Это была девочка… Мне трудно передать, до какой степени я ее ненавидела… И как же я обрадовалась, когда узнала, что мать, настолько же подлая, насколько жесток отец, эта мать бросила ребенка!..

– Вы приводите меня в ужас, синьора!

– Матерью была графиня Альма… Ребенка оставили на пороге церкви Ангелов… Я схватила девочку и унесла ее… Вся моя ненависть обрушилась на невинную голову. Я отдала девочку ужасной мегере, третировавшей малышку до тех самых пор, пока у меня внутри что-то не перевернулось, пока я не осознала, что мое сердце кровоточит при виде ужасных страданий ребенка… Девочке было десять лет. Я отвела ее к себе, всю трепещущую от мучений. Мое появление было для нее лучом света, ворвавшимся в ад. Я назвала ее Розитой… Она росла, ее необычайная красота созревала… И я, проклятая, я, чародейка, я испытывала тогда такую сладкую радость, что порой мое сердце, как мне казалось, готово было выскочить из груди… При ней я забывала о мести… Но Родриго сам мне напомнил… Мужчина… старик… воспылал страстью к моей Розите. И этот старик, который любит мою Розиту, который хочет ее соблазнить, знаешь ли ты, Джакомо, кто он? Папа, Родриго Борджиа, отец моих детей, любовник графини Альмы, отец Розиты.

– Убийца моей жены, – добавил Джакомо.

Мага странно улыбнулась.

– Как я спасла твою дочь Нину, так я только что спасла и Розиту, – сказала она. – Этой ночью она покидает Рим… В этот час она должна уже быть в безопасности… Ну вот, Джакомо, понимаешь ли ты, что настало время моей и твоей мести? Пойми, что я колебалась, пока у меня была Розита, а теперь мне остается выполнить в жизни только одно… А именно заставить страдать тех, от которых пострадала я!

– Да, синьора! И я помогу вам в этом всеми своими силами…

– Хорошо! А для начала Родриго должен знать, где меня найти…

– Вы думаете, что он захочет вас видеть?

– Уверена!.. Он будет искать меня в Гетто и не найдет. Он захочет знать, что произошло с Магой… Ты возьмешься сообщить ему об этом?

– Это же просто, синьора.

– Ты знаешь храм Сивиллы?

– В Тиволи… Возле папской виллы. Я бывал там с синьорой Лукрецией.

– Верно…У меня есть серьезные основания полагать, что папа захочет провести там несколько дней. В этом вертепе он обычно устраивает гулянки. Вот туда я и отправлюсь. В двадцати шагах от храма Сивиллы, над самой пропастью, находится пещера… Однажды я уже жила там… Именно в этой пещере Родриго найдет меня, если я ему понадоблюсь… А я ему скоро понадоблюсь… Надо, чтобы он знал.

– Он будет это знать синьора. Я об этом позабочусь.

– Хорошо, Джакомо. Ты – достойный слуга… А теперь отведи мать Лукреции к дочери.

– Синьора, берегитесь!.. – задрожал Джакомо. – Если она проснется, то убьет вас!

– Нет, Джакомо… Не убьет. Перед тем как навсегда проститься с прошлым, а может быть, и с жизнью, я хочу увидеть свою дочь… Так я хочу, Джакомо.

– Пойдемте, синьора, – согласился наконец старик.

Он зажег факел и взял Магу за руку. Старуху переполнила жестокая радость. Они вышли из комнаты и шли по темным коридорам, спускались по лестницам, пересекали затихшие залы и наконец оказались в узком кабинете.

– Это здесь! – прошептал старик Маге на ухо. – Никто никогда сюда не входит. Дверь, через которую мы только что прошли, никогда не открывается… Единственный ключ от нее находится у Лукреции, но я… сделал себе копию… По вашему приказу. Вон там – спальня… Кровать прямо перед вами… Ночные прислужники спят в соседней комнате…

– Жди меня здесь! – распорядилась Мага, уже открывавшая с бесконечными предосторожностями маленькую дверь, которая связывала кабинет со спальней.

Мать Лукреции вошла в эту дверь, оставив ее полуприкрытой, и на мгновение остановилась. Она поискала на груди миниатюрный флакон и медленно, недрогнувшей рукой, откупорила его.

Она приблизилась к кровати бесшумно, скорее скользя, чем ступая.

– Одна капля… только одна капля на твоих губах, и ты погибнешь, Лукреция… Агония будет страшной… Завтра папская семья облачится в траур… Завтра душа старого греховодника испытает первый удар моего отмщения.

При свете ночника она увидела Лукрецию. Та спала, и улыбка играла на ее губах. Одна рука свешивалась с постели, тогда как другая поддерживала голову, обрамленную волной распущенных волос… Она была изумительно хороша.

«Дочка!» – подумала Мага.

Застыв в неподвижности, она молчаливо созерцала Лукрецию. Молодая женщина шевельнулась, вздохнула, произнесла несколько невразумительных слов, и ее улыбка расплылась еще шире… Когда Лукреция снова погрузилась в глубокий сон, Мага едва слышно приблизилась к постели.

«Ей что-то снится, – подумала колдунья. – Ей привиделось что-то хорошее, потому что у нее счастливая улыбка… Когда-то… там… я зашла ночью в ее комнату и наклонилась над ее колыбелькой… Так же, как сейчас… Тогда случалось порой, что она пробуждалась… Она протягивала ко мне свои ручки, смеялась и говорила: “Добрый вечер, мамочка”. А теперь я пришла, чтобы ее убить!..»