Правила боя - Борис Седов

– Нет!

– Как – нет? – удивился капитан Махмудов.

– А вот так – нет. Куда я его сейчас дену?

– Но я же звонил дежурному офицеру, он сказал – можно, везите.

– Так где сейчас дежурный офицер! – ответил прапорщик.

– А где? – заинтересовался капитан.

– А он сейчас, – прапорщик нагнулся к капитанскому уху и стал что-то жарко рассказывать, иллюстрируя повествование неприличными жестами.

– Да ну! – восклицал время от времени капитан Махмудов, и его лицо удивительным образом меняло свой цвет от красного до белого и обратно.

В заключение рассказа прапорщик сделал совершенно решительный жест обеими руками и чуть не сбил капитана с ног, но тот не обиделся, а с большим уважением посмотрел на представителя пенитенциарной системы и сказал:

– Ну, тогда я его обратно отвезу, в отделении переночует.

– Точно, вези обратно, – одобрил прапорщик, – а утром в любое время привози. С полным нашим удовольствием примем. Я в восемь меняюсь, вот сразу после восьми и привози…

Они пожали друг другу руки, как старые и добрые друзья, и мы поехали обратно, в отделение…

* * *

На следующее утро уже не Махмудов, которой отсыпался после беспокойной ночи, а другой, тоже в штатском, милиционер отвез меня в «Кресты» и сдал там с рук на руки, как сдают багаж в камеру хранения. Капитан, дежуривший в «приемном покое», поначалу противился, что-то говорил о решении суда и укреплении законности и правопорядка, но мой «штатский» легко его убедил, сказав ему на ухо несколько слов и дважды подняв глаза к потолку. Не думаю, чтобы он ссылался на «небесную канцелярию», но кто-то немного ниже рангом в моем деле был точно замешан.

Меня раздели, ощупали, проверили и посмотрели где только возможно, отобрали то, что осталось после милицейского обыска и отвели в камеру на третьем этаже.

Переход в камеру оказался сложной процедурой, мы с конвоиром, или как он там по-тюремному называется, прошли через несколько тамбуров, из которых нельзя было выйти, пока не закрыта входная дверь, и у каждого тамбура сидел специальный человек, проверяющий сопроводительные бумаги. И каждый проверяющий считал своим долгом не только внимательно осмотреть мой не очень дорогой немецкий костюм, но и сказать какую-нибудь фразу, типа – а мы вас уже заждались!

Наконец, переход по тамбурам и этажам закончился, меня передали с рук на руки дежурному, которого, как я знал из книжек, называют вертухаем, тот подвел меня к дверям камеры, поставил лицом к стене, погремел ключами и, отворив дверь, легонько втолкнул внутрь камеры:

– Знакомьтесь, господа уголовники!

И я остался стоять под взглядами семи пар глаз. Восьмые нары, у самых дверей, были свободны.

– Здравствуйте, – сказал я вежливо.

Где-то, когда-то я читал, что очень важно сразу определить свое место в камерной иерархии, не быть очень наглым, но и не казаться беспомощным слабаком. И еще – надо тщательно взвешивать каждое слово…

– Ну, здравствуй, коли не шутишь, – сказал кто-то.

В камере был полумрак, к которому я еще не привык. Высоко под потолком висела слабая лампочка в металлической оплетке, единственное окно снаружи прикрывал сколоченный из досок щит, оставляя только узкую полоску неба в самом верху.

С нижних нар, в дальнем углу камеры, поднялся человек в хорошем спортивном костюме, и человек этот знакомо клонил голову к правому плечу.

– Уж не господин ли Арво Ситтонен к нам пожаловал, – сказал человек голосом Гены Есаула, и мы крепко, по-мужски, обнялись.

– Как тебя звать-то тут? – спросил я его на ухо.

– А так и зови: Гена Есаул. Мне свое погоняло таить не от кого, – и он по-хозяйски оглядел камеру.

Остальные сидельцы дружно загудели.

– А это, господа урки, мой хороший знакомый…

Гена повернулся ко мне.

– Костюков, Алексей Михайлович, – представился я господам уркам.

– А погоняло? – спросил кто-то.

– Погоняло? – я задумался. – Кастет мое погоняло…

– Алексей Михайлович скромничает, – вмешался Есаул. – В мире его больше знают под именем Господин Голова.

– Это тот самый, что ли? – послышался чей-то голос.

– Тот самый, – подтвердил я, криво улыбнувшись.

Честно говоря, популярность такого рода была мне не очень по душе.

Остаток дня прошел в обустройстве на новом месте. Свободные нары у самых дверей занял один из прежних обитателей камеры, а для меня освободилось место рядом с Геной Есаулом, и он принялся рассказывать о событиях, случившихся за время моего отсутствия.

– А знаешь, кто сейчас «Кресты» держит? – спросил он меня в первую очередь.

Знать этого я, конечно, не мог.

– Дядя Федя! – торжественно сказал Есаул и посмотрел на меня, ожидая моей реакции.

– Да ну! – только и сказал я, толком не понимая, что я должен делать, восхищаться или возмущаться.

– Вот тебе и «ну», – Есаул был доволен произведенным эффектом. – Навел ты тогда шухеру, всех повязали перед праздником, всех подчистую…

– И тебя тоже?

– Нет, меня тогда Бог миловал, я позже подсел. Это – другая история, тебе неинтересная. А ты как здесь очутился?

Я коротко рассказал о приключении, случившимся со мной по пути из аэропорта в город. Ни о Кирее, ни о цели своего приезда в город я не упоминал.

– А что, нормально. Если ничего больше не накопают, то месяца через два выйдешь.

– Как через два месяца? – поразился я. – Мне через два месяца нельзя, мне сейчас надо.

– Это понятно… – задумчиво сказал Есаул. – Чего ты в город вернулся, я не спрашиваю, не мое это дело, но если тебя с теми событиями увяжут, то долго тебе воли не видать. Скажи спасибо, что Исаев сейчас не у дел…

– А что Исаев?

– А его потихоньку в сторону отодвигают. Ему же одно время большая звезда корячилась и стул начальника ГУВД, а ты ему весь кайф поломал. Теперь Исаев – врио начальника ГУБОПа, а начальником Богданова хотят посадить, слышал о таком?

Я покачал головой, в прошлой своей жизни я не очень интересовался раскладом карт в милицейской колоде.

– Хороший мент, правильный, и мужик нормальный, – Гена задумался. – Смотри, как получается: мне, по жизни, лучше, чтобы остался Исаев, потому что с ним всегда договориться можно, пока он главный – нам бояться нечего. А с другой стороны, лучше, чтобы Богданов был – он правильный…

– Ты слышал, что Кирея убили? – спросил Гена после паузы.

Я кивнул:

– Слышал. А кто вместо него?

– Сначала старичок его был, – Гена поморщился, Сергачева он не любил, – а теперь и старичок куда-то подевался… Черт его знает, что в городе творится… Слушай, а давай я тебя отсюда вытащу?