Научный баттл или Битва престолов. Как гуманитарии и математики не поделили мир - Анника Брокшмидт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И кого же нельзя не упомянуть, раз уж речь идет о краже идей? Конечно, Томаса Альву Эдисона! (Наша «рабочая лошадка», подтвердившая свои заслуги в раунде о величайших прорывах.) Тот, кто думает, что теперь Эдисон провалится с треском, жестоко ошибается. Двигатель его успеха — грушевидная лампа накаливания — это одновременно и яблоко раздора, если посмотреть на нее в контексте научного плагиата. Некоторые неприятные эпизоды — в том, что касается участия Эдисона в разработке осветительного прибора, — связаны с нацистской пропагандой. Если ей верить, то подлинным изобретателем лампочки был эмигрировавший в США Генрих Гёбель. Это неправда, но, как и в случае с телефоном, Эдисона нельзя считать единственным автором изобретения.
Первые лампы накаливания стали производить еще в 1800 году, однако они были недолговечными и тусклыми. Эдисон, а также британский физик и химик Джозеф Суон взялись это исправить, причем последний оказался более проворным и даже начал продавать свои лампы раньше. Эдисон подал жалобу, поскольку у него на руках был американский патент. Одновременно он развернул маркетинговую кампанию, целью которой было представить его настоящим изобретателем лампы накаливания. Однако, когда поверенным Эдисона стало ясно, что Суон может предъявить работающие лампы накаливания, которые произведены раньше ламп Эдисона, они поменяли стратегию. В результате произошло слияние двух корпораций и образовалась Edison & Swan United Electric Light Company, а лампочки стали производить исключительно по чертежам Суона.
История исследований и изобретений не упорядочена, в ней много противоречий и белых пятен. И то, что некая формула носит имя некоего человека, совсем не означает, что именно он был в действительности ее автором. Удивительно, что многие книги для детей до сих пор тиражируют неверные сведения об изобретателе телефона или лампы накаливания. И это результат головокружительных успехов интеллектуального пиратства — профильной дисциплины многих представителей естественных наук.
Копирайт спасает жизнь
Собственность существует уже давно. И в каменном веке можно было получить тумаков, если позариться на чужой топор или заваленного собратом мамонта. В те времена все было понятно: материальную собственность можно было увидеть и потрогать. Мой мамонт, мной добытый, в моей пещере — мой до основания. Но что же делать с иной собственностью, чуть менее осязаемой? С тем, что крутится и проносится в головах людей, — с мыслями?
Мышление рождает идеи, и тогда мы сталкиваемся с проблемой. В чью голову идея пришла впервые? А если двое высказали одну и ту же идею, чья она в конечном итоге? Об этом и идет речь, когда мы говорим об интеллектуальном воровстве, — о самой идее, а не о том, кто у кого и что украл. Да, один стремится стащить идею у другого, и — опля! — лампочку накаливания уже изобрел кто-то другой. В области естественных наук воровство идей особенно болезненно для самолюбия, поскольку зачастую изобретенный механизм или закон получает имя первооткрывателя. Впрочем, без гуманитарных наук сама идея о воровстве идей не получила бы развития. В истории науки мы без труда найдем основы того, что сегодня называем авторским правом. Так кто же впервые пришел к выводу, что такой феномен, как интеллектуальная кража, в принципе существует?
Авторское право — ценная вещь, неприкосновенность которой тщательно охраняют. Недаром представители естественных наук измеряют важность друг друга количеством цитирований научных текстов[39]. Раньше, однако, не во всех случаях, когда чьи-то интеллектуальные достижения были незаслуженно кем-то присвоены, истинный автор мог сослаться на страницу с обозначенным копирайтом. Слово «плагиат» в последнее время нередко мелькает в СМИ. В общем и целом впечатление таково, будто добрая половина высокопоставленных чиновников списали у кого-то добрую половину своих диссертаций. Некоторые политики на этом споткнулись, другие смогли пройти через разбирательства по делу о плагиате и вышли из воды почти что сухими.
В Древнем Риме о плагиате не могло быть и речи. Бессовестно цитируя чужое без всяких ссылок или же пересказывая своими словами, политики бодро произносили монологи с трибуны. Древние римляне ничего не слышали об авторском праве, может быть, оттого, что авторы тогда ничего не получали за свою писанину. Но всего вероятнее, списывание было в порядке вещей среди философов Античности. Если кто-то заимствовал часть текста из трактата какого-нибудь титана мысли, то таким образом он выражал свое почтение к его работе. Впрочем, именно такому пониманию интеллектуальной собственности мы сегодня обязаны сохранностью некоторых древних текстов, например истории Гнея Помпея Трога, фрагмент которой дошел до нас лишь в виде извлечения, сделанного историком Марком Юнианом Юстином. Не один первокурсник в растерянности замирал перед книжной полкой, поскольку это сочинение не найти под литерами «Г», «П» или «Т» — оно прячется среди авторов на букву «Ю».
Копировать можно, конечно, не только тексты. В Средние века покупатель дешевой копии товара, за которым гонялись завзятые модники, при определенных обстоятельствах мог понести тяжелые последствия, чего нельзя сказать о сегодняшних любителях подделок, например контрафактных солнечных очков «от Гуччи» (смотреть через них на солнце в любом случае не стоит). Сегодня некоторые товары от известных брендов — последний писк моды, но в раннее Средневековье подобные предметы были людям совершенно безразличны. Для викинга, например, в категорию must have попал бы высокотехнологичный меч. Вероятно, он был изготовлен между 800 и 1000 годом н. э. Сражаться им надлежало одной рукой, а другой нужно было удерживать щит. Мечи, которые требовали участия обеих рук, появились только в Высокое Средневековье, когда доспехи сменили кольчугу: щит стал излишеством, поскольку тело было достаточно защищено. «Меч мечты» распознавали по клейму на клинке: на него наносились сведения о происхождении. И всем, конечно, хотелось иметь меч Ульфберта, это имя было своеобразным знаком качества. Предполагают, что оно происходит от названия семейной кузнечной мастерской или самого мастера, изготовившего оружие. Мечи были дорогим удовольствием, поэтому в бою многие викинги использовали топоры или копья. Таким образом, меч сам по себе был чем-то особенным, а уж меч Ульфберта — настоящей роскошью. Причина была не только в том, что, несмотря на его мощь, он был довольно легким в употреблении — в противоположность всем мечам-современникам у него был стержень из стали. Благодаря этой особенности меч был заметно тяжелее и стабильнее, а также обладал большей поражающей силой, чем мечи конкурентов, у которых стальными были лишь края клинка. Что бы ни демонстрировали в современных исторических фильмах, викинги, сражаясь, не скрещивали оружие. Скорее они пытались попасть по щиту противника, чтобы ослабить или нарушить его защиту. А потому, если меч вдруг застревал во вражеском щите или вовсе ломался, это было равносильно смертному приговору для незадачливого воина.
Точно так и не удалось установить, кто был мастер и, главное, где эти мечи изготавливали. Места находок мечей с клеймом «Ульфберт» (это имя франкского происхождения) рассеяны по всей Европе, встречаются они и за ее пределами. Однако это вовсе не означает, что их производили там, где позднее нашли. В Северной Европе, например, по дохристианскому обряду, в могилу воина клали и его оружие. Научное сообщество разделилось также и по вопросу о происхождении материалов, из которых изготавливались мечи. Одни утверждают, что металл был привезен викингами из грабительских походов на Восток, из Ирана или Афганистана; другие придерживаются версии о франкском монастыре. После XI века мечи перестали изготавливать из тигельной стали, что можно считать аргументом в пользу «восточной» теории: к тому времени, в частности, русские купцы проложили множество торговых путей на Восток, и потому тигельную сталь уже не привозили в Европу. Клинок одного из мечей Ульфберта, которое исследовали в Университете Ганновера, содержит большое количество марганца, следовательно, восточное происхождение металла исключается, поскольку почва в тех краях не настолько богата марганцем, как, например, недра современной Германии. А посему происхождение овеянных легендами мечей до сих пор остается неясным.