Любовь - Рихард Давид Прехт

Выживаемость вида, согласно идеям «Теории Черной Королевы», зависит от его изменчивости. Только изменяясь, можно остаться верным себе. Насчет справедливости такого аргумента существует много разных мнений. Во-первых, можно с полным правом утверждать, что многие бесполые существа или существа, размножающиеся бесполым путем, прекрасно выживают невзирая на паразитов, не испытывая при этом никаких особых затруднений. Кроме того, можно спросить, как животные с длительным циклом размножения, например, люди, киты или слоны, успевают угнаться за своими паразитами, во всяком случае, в том, что касается передачи паразитов от одной особи к другой. Наконец, природе можно задать и еще один каверзный вопрос: почему, собственно говоря, столь немногие виды животных прибегают к смешанному способу размножения — «или так, или так»? Уже упомянутые гигантские вараны в природе размножаются половым путем. Но если у самки нет под рукой самца, как, например, случается в зоопарке, то она приносит потомство, размножаясь партеногенезом. Разве такая модель размножения не предоставляет наибольшие преимущества?

Ответ на все эти вопросы значительно упрощается, если разглядеть в теории прибрежного кустарника и в теории Черной Королевы одну и ту же ошибку, которая, кстати говоря, свойственна и теории естественного отбора, согласно которой выживает самый приспособленный. Ошибка эта заключается в том, что природа — это не архитектор экстра-класса, который всегда ищет оптимальное решение! Такой феномен, как половое размножение, возник не потому, что оно обладает какими-то преимуществами, перевешивающими недостатки. Возникновение незаботящихся о потомстве самцов (или самок, как в случае морского конька) могло быть случайностью, которая в конце концов оказалась не такой вредной, чтобы привести вид к вымиранию. Но не стоит в связи с этим приписывать такому решению природы некую высшую пользу. Постоянные попытки приписать природе стремление к пользе — это наследие богословия, которое желало представить природу наилучшим из миров, чтобы не скомпрометировать Бога, к тому же сдобренное изрядной порцией не по назначению использованных экономических теорий.

Самый смешной из всех аргументов в пользу существования двух полов заключается в том, что однополые существа навсегда остались примитивными и не смогли образовать новых, более причудливых форм. Было 3,3 миллиарда лет эволюционного застоя, если угодно. Пусть так, но что в этом плохого? Какова наша аргументация, если уж мы взялись клеймить позором однополое состояние? Почему, собственно, многообразие форм есть благо само по себе? Кому не хватало миллионов новых видов до того, как был разрублен гордиев узел однополого существования организмов?

Заметим, кстати: бесполое размножение — рай для эгоистичных генов. Как можно было изгнать их оттуда, где они и без того являлись полновластными хозяевами, которые всем правили, всем манипулировали и на все влияли, и лишить их такого преимущества, так никто и не объяснил. Вообще для размножения секс не нужен. Никто пока не знает, как он явился в мир и какова цель этого явления. Может, правда, статься, что в этом и не было никакого высокого смысла. Да и в более поздние времена — до наших дней — сексуальность и размножение у многих живых существ находятся в весьма неоднозначных отношениях друг с другом. Улитки размножаются половым путем, но являются гермафродитами, т. е. в одном организме мирно уживаются и самец, и самка. Рыбка хромис-бабочка вообще может менять пол и быть то самцом, то самкой. Напротив, некоторые насекомые вообще не имеют пола, и его признаки развиваются у них под влиянием внешних условий.

С биологической точки зрения это означает, что мужчины и женщины существуют не потому, что они безусловно нужны для секса. Они существуют не по причине потребности в размножении. Половая идентичность, секс и размножение — это три разные вещи, которые могут находиться в разных отношениях между собой. Принципиально женщины могут желать мужчин, а мужчины — женщин, но они не должны этого делать. Принципиально секс может служить размножению; но может и не служить. Принципиально из отношения полов может возникнуть влюбленность и / или любовь, но это совершенно необязательно. Мужчины могут любить мужчин, а женщины — женщин. Влюбленность и любовь может закончиться браком, но может и не закончиться.

Неестественны любые попытки поставить пол, секс, размножение, влюбленность и любовь в один логический ряд. Философ Артур Шопенгауэр, предок современной эволюционной психологии, сильно заблуждался, когда писал в 1821 году, развертывая снизу логическую цепь: «Конечная цель всех любовных приключений… в действительности важнее, чем все другие цели человеческой жизни, она к тому же отличается глубокой серьезностью, и посему достоин похвалы тот, кто эту цель преследует. Ведь именно так решается — ни много, ни мало — вопрос о создании следующего поколения»(47). Однако неверно, что секс является следствием различия полов, что секс необходимо служит размножению, и что любовь неизбежно возникает из «соединения» полов.

Чарльз Дарвин, общепризнанный автор идеи, догадывался об этом: действительно, нелегко перенести на человека идею о выживании «самых приспособленных». Конечно, ведь спаривание и выбор партнеров у бактерий и человека — это не совсем одно и то же. У двуполых животных, искавших половых партнеров в конкурентной борьбе, «естественный племенной отбор» следовал особым, свойственным только этим животным закономерностям. Именно поэтому в вышедшей в 1871 году книге «Происхождение человека» Дарвин заменил понятие «естественного племенного отбора» понятием «половой отбор».

Давно ожидавшаяся книга была поразительной и необычной. Многие последователи Дарвина с удовольствием почувствовали себя — и продолжают чувствовать сегодня — провокаторами. Напротив, сам учитель имел совершенно иные намерения. Он хотел примирения, а не раскола. Новая книга была рассудительной, спокойной и, можно сказать, очень милой. «Как добрый дядюшка, он не стал испытывать общество на толерантность, — пишут биографы Дарвина Эдриен Десмонд и Джеймс Мур. — Он рассказал застольную приключенческую историю об англичанах и их поступательном развитии, о том, как они с трудом выкарабкались из обезьяноподобного состояния, как они потом преодолевали свое варварство, как они размножились и заполонили собой весь белый свет» (48). Это была красивая и длинная викторианская сказка со счастливым концом. В конце эволюции на полотне появляется нравственный человек, обладающий фантастическими добродетелями, и этот человек, как пророчествовал Дарвин, не сходя с кресла, в один прекрасный, может быть, не столь далекий день, станет еще краше.

Нет, конечно, ничего удивительного в том, что в книге «Происхождение человека» появляется понятие, которого не было в книге «О происхождении видов», а именно мораль. Там, где раньше царила безнравственность, утвердились достойные обычаи, приличие и умеренное поведение. Проще можно сказать: естественный племенной отбор у животных основан на чистом эгоизме; половой отбор более высокоразвитых видов у человека становится воплощением альтруизма, выливаясь в сочувствие, симпатию, нравственность и любовь. Если бы Дарвин в то время слышал об «эгоистичных генах» Доукинса, то, несомненно, приписал бы их исключительно низшим животным. У людей, как полагал Дарвин, их ярость можно было бы если не укротить силой, то по меньшей мере ослабить способностью человека к морали.