Волосы. Иллюстрированная история - Сьюзан Дж. Винсент

Я полагаю, что уже через несколько поколений может возникнуть нечто подобное в отношениях между влажным бритьем и электрической бритвой. Хотя она вышла на рынок, целенаправленно представляя современную, стильную мужественность, будучи используема на кино- и телеэкранах такими влиятельными в культуре фигурами, как Хамфри Богарт и Джон Стид из шпионского телесериала 1960‐х «Мстители» (в исполнении Патрика Макни), пока что электробритве не удается соответствовать этой первоначальной заявке[263]. Напротив, опасная бритва переживает возрождение, ее острое лезвие, родословная и ретрошик привлекают новую, более молодую аудиторию. С другой стороны, безопасная бритва — в настоящее время, как когда-то это было с ее традиционным аналогом, известная прежде всего как просто «бритва», — вооружена не только своим лезвием, но и солидной порцией тестостерона: «Пожалуй, нет более мужского занятия, чем влажное бритье»[264]. Оба типа бритв требуют целого ряда вспомогательных предметов, которые подчеркивают эту мужественность. В то же время мыло, кремы и пены, помазки и лосьоны после бритья формируют особый повторяющийся ритуал, способствуя его укоренению в повседневности. Возможно, в сравнении с этим электробритва, по сути, не имеющая лезвий и каких-либо принадлежностей, в современном представлении слишком удобна, слишком безобидна, чтобы взять верх в бритвенных привычках мужчин, чего, казалось бы, заставляет ожидать ее технологическая простота. Хотя бритье имеет долгую историю, на протяжении которой оно воспринималось как трудоемкий и сложный процесс, возможно, именно те аспекты, которые требуют самодисциплины, также вызывают лояльность и придают этой практике дополнительный смысл. Благодаря полному чувственности контакту с ароматным и пенящимся мылом, удовольствию от горячей воды и ощущению легкого нажатия стали на коже влажное бритье является важной ареной для повторяющегося перформанса маскулинности.

Гладкокожие женщины

Образ гладкокожей женственности мощно и глубоко укоренен в нашем обществе. Для Дарвина, рассматривавшего этот вопрос в контексте представлений викторианской Англии, этот образ превратился в факт, в настоящий эволюционный императив. Дарвин полагал, что сексуальные предпочтения мужской особи человека способствовали отбору гладкокожих женщин, отсеяв волосатых. Согласно эволюционной теории, волосатая женщина обречена была стать тупиковой ветвью; естественный отбор благоприятствовал гладкой коже[265]. И все же, хотя это часто интерпретируется как отклонение от нормы, у женщин растут волосы и на теле, и на лице. То, что представление о естественной безволосой женственности существовало параллельно с культурными практиками женской депиляции, представляет собой вопиющий и затяжной случай «умышленного неведения». Следовательно, в сочетании с меняющимися нюансами идеала женщины с гладкой кожей, борьба с волосами на женском теле имеет долгую историю. Именно к этой истории мы сейчас обратимся.

Хотя бритва с прямым лезвием, возможно, была символом мужественности, пинцет был «бесполым» инструментом, который наверняка использовали и женщины. Также пинцет является древним орудием, которое за все это время почти не изменило свою форму, что связывает нас с тысячелетней историей контроля над внешностью. В раннее Новое время женщины могли использовать их отдельно или в сочетании со снадобьями, направленными на удаление нежелательных волос или предотвращение их повторного роста после выщипывания. Как мы видели в главе 1, рецепты для этих депиляционных средств входили в рукописные сборники, чьи составители (обычно женщины), очевидно, считали их подходящими для женщин (и возможно, не только для них). Чаще всего в текстах не указывается тип или зона роста волос, которые подлежат удалению, однако один рукописный рецепт советует всем, у кого «много длинных волос на руках», опалять их свечой каждый раз, когда луна идет на убыль[266]. Печатные книги рецептов иногда дают немного больше сведений, в дополнение к общим упоминаниям «лица» и «тела» описывая конкретные места, такие как брови, губы и — в напоминание о том, что представления о красоте изменчивы, — лоб:

Часто ингредиенты, рекомендуемые этим жанром рецептов, по нашим меркам довольно экстравагантны. Глава о депиляции в руководстве по уходу за собой 1665 года авторства Томаса Джимсона начинается с возвышенной риторики: «Когда лилии и розы Элизиума твоего лица затмевает скорый рост избыточной растительности», — и далее объясняет действие продуктов и процессов, которые «уничтожат эти подымающиеся сорняки, которые вас беспокоят», и спускается на землю в описании ингредиентов, которые включают в себя соединение мышьяка под названием аурипигмент, негашеную известь, опиум, желчь ежа, кровь летучих мышей и лягушек, экстракт белены (разновидность паслена, настолько ядовитого, что Доктор Криппен использовал его, чтобы убить свою жену) и жженые пиявки[268]. Нет никаких сомнений в том, что по крайней мере некоторые из этих веществ были бы очень эффективными в растворении белковых связей в волосах и химическом выжигании их с поверхности тела, особенно это касается негашеной извести в сочетании с аурипигментом (смесь, известная как русма). Отметим также, что производное негашеной извести, гидроксид кальция, является активным компонентом в современных средствах для депиляции. Интересно, что традиция рецептов также свидетельствует о существовании ранней формы «восковой» эпиляции, использовавшейся прежде всего на относительно большой поверхности лба. Возьмите мастику (возможно, гуммиарабик), нагрейте, пока она не станет мягкой, затем нанесите. Перевяжите обработанную область лентой или тканью и оставьте на ночь. Утром, точно так же как и полоску для восковой эпиляции, «рывком отделите ее». Волосы «выйдут с корнями» и «лоб будет казаться очень миловидным»[269].