Большое волшебство - Элизабет Гилберт

Этот случай научил меня еще одному: те люди, что решают судьбы нашей мечты, не роботы. Они просто люди. Такие же, как мы. Они чудаковаты и эксцентричны. У них день на день не приходится, точно так же, как у нас с вами. Нет никакой четкой формулы, которая бы указала, что поразит воображение человека или когда это случится – нужно просто подойти к нему точно в нужный момент. Но поскольку определить правильный момент невозможно, вы должны повышать свои шансы. Рискуйте. Не позволяйте себе пасть духом – и повторяйте попытки снова, и снова, и снова…

Дело того стоит, потому что когда наконец добьешься своего и попадешь в цель – о, это неземное наслаждение высшего порядка. Потому что именно это и есть настоящая творческая жизнь: когда пробуешь, стараешься – и ничего не выходит. Но ты продолжаешь стараться, ищешь, бьешься об стенку головой, а потом иногда, когда ты меньше всего ожидаешь, бабах. Соединение установлено. Вдруг, ни с того ни с сего, все сходится. Иногда кажется, что заниматься искусством – все равно что проводить спиритический сеанс или ночью подзывать дикое животное, подражая его брачному крику. Занятие кажется глуповатым, и ясно, что ничего не выйдет, но потом вы вдруг слышите, как грохочут копыта, и на поляну выбегает великолепный зверь и устремляется к вам – так же, как вы стремились к нему.

Так что не оставляйте попыток, шлите зов в эту темную чащу своему собственному Большому волшебству. Вы обязаны продолжать, без устали, беззаветно, надеясь на чудо, на то, что в один прекрасный день это произойдет и вы испытаете божественное чувство причастности к миру искусства – впервые или в очередной раз.

Потому что, когда все вдруг сходится, это же поразительно. Когда все вдруг сходится, вам остается только склониться в знак благодарности, как будто вас удостоили встречи с божественным.

Ведь вас удостоили.

Много лет назад мой дядя Ник побывал на встрече с выдающимся американским писателем Ричардом Фордом в одном из вашингтонских книжных магазинов. Когда после выступления писатель отвечал на вопросы, со своего места поднялся человек средних лет и сказал примерно следующее:

– Мистер Форд, а у нас с вами много общего. Я, как и вы, всю жизнь пишу рассказы и повести. Возраст и образование у нас примерно одинаковы, и пишем мы на одни темы. Разница только в том, что вы стали знаменитым писателем, а меня, несмотря на десятки лет упорной работы, так ни разу и не напечатали. Это рвет мне сердце. Я впал в уныние из-за бесконечных отказов и несбывшихся надежд. Что бы вы мне посоветовали? Только умоляю, сэр, не призывайте меня к упорству, потому что все кругом только об этом мне и твердят, а мне от этого только хуже.

Нет, сама я при этом не присутствовала. И с Ричардом Фордом не знакома. Но, по словам дяди, а у него отличная память, писатель ответил: «Сэр, я сочувствую вам. Поверьте, я ни за что не оскорбил бы вас простым призывом быть упорным. Я даже представить себе не могу, каково слышать такое после стольких лет неприятия. Собственно, я хочу сказать вам совсем другое – возможно, вас это удивит. Я хочу предложить вам бросить это занятие».

Публика оцепенела: ничего себе слова ободрения!

Форд продолжал: «Я говорю это лишь потому, что литературный труд явно больше не приносит вам удовольствия. Он несет только боль. Наши дни на земле коротки, и надо прожить их в радости. Вам нужно отбросить эту мечту и попытаться найти, чему еще посвятить жизнь. Съездите куда-нибудь, попробуйте новые хобби, общайтесь с семьей, друзьями, дайте себе отдых. Но не пишите больше, потому что это явно вас убивает».

Он закончил, и повисло долгое молчание.

Тогда Форд улыбнулся и добавил, как будто это только что пришло ему в голову: «Да, и вот еще что. Если вы бросите писать, а через несколько лет поймете, что так и не нашли этому никакой замены, ничего, что бы так же восторгало вас, трогало ваше сердце или вдохновляло… что ж, сэр, боюсь, что тогда у вас не останется другого выхода, как набраться терпения и упорно продолжать».

Моя подруга, доктор Робин Уолл Киммерер, преподает биологию окружающей среды в колледже экологии и лесного хозяйства в городе Сиракузы, штат Нью-Йорк. Она ботаник по образованию и пишет книги. Ее студенты, как на подбор, пылкие защитники окружающей среды, все они серьезны донельзя и так и рвутся спасти мир.

Но перед тем как доверить студентам спасение мира, Робин задает им два вопроса.

Первый вопрос такой: «Вы любите природу?»

В аудитории лес рук.

Тогда звучит второй вопрос: «Верите ли вы, что это взаимно и природа тоже любит вас?»

Руки неуверенно опускаются.

Тогда Робин говорит: «Значит, у нас проблема».

Проблема вот в чем: эти серьезные юные спасители мира искренне считают, что живая природа к ним безразлична. Они уверены, что люди – всего лишь пассивные потребители, а наше присутствие на планете – разрушительная сила. (Мы берем, берем, берем и не предлагаем природе ничего взамен.) Они уверены, что люди появились здесь, на Земле, по несчастливой случайности и потому на фиг не нужны планете.

Надо ли говорить, что в древности люди смотрели на это совсем иначе. Наши предки всегда пребывали во взаимном эмоциональном общении с окружающей средой. Благоволила к ним Мать-Природа или карала, не так важно – главное, что между ними и природой шел непрерывный диалог.

Робин считает, что современные люди утратили способность к такому диалогу – потеряли чуткость, умение слышать голос Земли, которая обращается к нам точно так же, как мы обращаемся к ней. Современных людей приучают думать, что природа слепа и глуха – может, потому что мы не допускаем, что у природы может иметься сознание. А это странно и неверно, так как отвергает всякую возможность взаимодействия. (Даже представление о карающей Матери-Земле и то лучше, чем представление о Земле безразличной: гнев подразумевает хоть какой-то уровень энергетического обмена.)

Не имея этого чувства взаимодействия, говорит Робин студентам, они упускают кое-что крайне важное: шанс стать сотворцами жизни. Робин объясняет это так: «Обмениваясь любовью, природа и люди получают творческие дары. Природа не безразлична к нам, она взывает к нам и просит, чтобы мы что-то подарили ей в обмен на ее дары. Такой обоюдный обмен лежит в основе жизни и созидания».

Или проще выражаясь: природа дарит семя – человек дарит сад. Оба благодарны друг другу за помощь.

Робин всегда начинает с этого. Она объясняет студентам, что нельзя приступать к исправлению мира, пока не исправишь собственное представление о мире. Она заставляет их задуматься – а имеют ли они право здесь находиться? (Это нам знакомо: гордыня собственников.) Потом она подводит их к мысли, что они могут рассчитывать на ответную любовь со стороны той самой сущности, которую они так боготворят, – самой природы, той сущности, что создала и их.