Большое волшебство - Элизабет Гилберт

Душевная боль не делает меня глубоким человеком, наоборот, жизнь при этом становится одинокой, вялой и ограниченной. Все эти переживания сужают непостижимую, необъятную Вселенную до размера моей собственной несчастной головушки.

Я чувствую: когда мои личные демоны берут верх, мои творческие ангелы отступают. Они следят за борьбой с безопасного расстояния, волнуясь и переживая. И проявляют нетерпение. Так и слышу их голоса: «Дорогая, ну, пожалуйста, соберись! Нам с тобой еще столько всего нужно сделать!»

Желание работать (желание как можно теснее и свободнее общаться со своими творческими силами) – это самый сильный мой стимул бороться с болью любыми средствами. В моих интересах сделать свою жизнь по возможности разумной, здоровой и стабильной.

А все потому, что я выбрала, чему буду доверять в жизни. Что же это? Это просто: любовь.

Любовь выше страданий, всегда.

Если вы все же выберете другой путь (решите доверять страданиям больше, чем любви), помните, что вы возводите свой дом на поле сражения. А если такое множество народу воспринимает свое творчество как военную зону, неудивительно, что мы имеем столько серьезных жертв. Кругом столько мрака и безнадеги. И какой ценой!

Я даже не буду пытаться перечислять имена всех писателей, поэтов, художников, танцовщиков, композиторов, актеров и музыкантов, покончивших жизнь самоубийством за последние сто лет, или тех, чья жизнь оборвалась безвременно из-за самой медленной формы самоубийства – алкоголизма. (Вас интересуют цифры? Интернет вам их предоставит. Но поверьте, это страшная жатва.) Эти потерянные таланты были несчастны по бесконечно разным причинам, но держу пари, все они – хотя бы в краткий период расцвета – любили свое дело, свою работу. Однако, если бы мы спросили любого из этих богато одаренных, но измученных бедами людей, была ли, на их взгляд, эта любовь взаимной, подозреваю, ответ был бы отрицательным.

Но почему?

Хочу задать вопрос, как мне кажется, вполне справедливый: почему бы вашему творческому началу вас не любить? Оно ведь пришло к вам, так? Приблизилось к вам. Оно работало в вашей душе, добиваясь вашего внимания и ответа. Оно наполнило вас желанием трудиться и создавать что-то прекрасное. Творческое начало искало встречи с вами. Почему? Должна же у него быть какая-то причина? Вы серьезно думаете, что вдохновение искало бы способа выйти с вами на связь только потому, что хотело вас угробить?

Бессмыслица какая-то! Ну какая ему с того польза? Умер Дилан Томас – и нет больше стихов Дилана Томаса, еще один канал закрылся навеки – это же страшно. Я не могу представить себе мир, в котором творческие силы стремились бы к такому исходу. В моем понимании творческое начало предпочло бы другой мир, где Дилан Томас продолжал жить и творить еще долгие годы. Дилан Томас и еще тысячи других. В нашей Вселенной зияют дыры на тех местах, которые эти люди не заполнили своими несозданными произведениями – и в нас зияют дыры от этих потерь, – и я не могу представить, чтобы этот ужас был чьим-то великим замыслом.

Вы только подумайте: мысль хочет только одного – быть выраженной, так зачем же ей, мысли, вредить вам, если только вы можете дать ей рождение? (Природа дарит семя – человек дарит сад. Оба благодарны друг другу за помощь.)

В таком случае, возможно, творческое начало вовсе не пытается нас угробить, а мы пытаемся угробить его?

Одно я могу сказать с уверенностью: вся моя жизнь сформировалась благодаря рано принятому решению отказаться от культа мученичества художников и взамен опираться на сумасшедшую идею, что моя работа любит меня так же сильно, как я люблю ее, что она хочет играть со мной так же, как я хочу играть с ней, и что этот источник любви и игры неисчерпаем.

Я предпочла верить, что желание заниматься творчеством по каким-то неведомым причинам закодировано в моей ДНК, и творческое начало не покинет меня, если только я сама не оттолкну его или не уморю до смерти. Каждая частичка моего тела всегда была нацелена на это – на язык, повествование, расследования, разработку сюжета. Думаю, если судьба не хотела, чтобы я была писателем, она и не сделала бы так, что я стала писать. Но она вывела меня именно на этот путь, и я решила, что такую судьбу надо встретить с радостью и поменьше ныть, потому что как именно я стану писателем – зависит только от меня. Могу превратить свое творческое начало в поле боя, а могу – в захватывающе интересное собрание редкостей.

Я могу даже превратить его в молитву.

Стало быть, мой окончательный выбор – что бы ни случилось, всегда браться за работу с упрямой радостью.

Я упрямо-радостно работала много лет, пока не была напечатана. Я упрямо-радостно писала, оставаясь безвестным молодым автором, первая книга пылилась на полках магазинов (куплены были лишь несколько экземпляров – в основном членами моей семьи). Я упрямо-радостно работала, когда неожиданно оказалась на гребне успеха. Я упрямо-радостно работала, когда успех схлынул и мои последующие книги не расходились миллионными тиражами. Я упрямо-радостно работала, когда критики меня хвалили и когда они же надо мной насмехались. Я не отказывалась от упрямой радости, когда работа шла туго и когда она шла хорошо.

Я никогда не позволяла себе верить, что плутаю в дебрях творчества в полном одиночестве или что мне надо бить тревогу по поводу своих книг. Я предпочитаю верить, что вдохновение всегда рядом, пока я работаю, что оно изо всех сил старается помочь. Просто вдохновение, видите ли, родом из другого мира и говорит на незнакомом языке, поэтому мы не всегда понимаем друг друга. Но все равно оно сидит рядом со мной и старается. Вдохновение шлет мне сообщения в разных формах – через сны, знаки и предзнаменования, совпадения и дежавю, через судьбу, через поразительные всплески притяжения и влечения, через мурашки на коже, через волосы, когда они встают дыбом у меня на затылке, через восторг от чего-то нового и неожиданного, через навязчивую мысль, которая не дает уснуть всю ночь… что-нибудь да сработает.

Вдохновение всегда старается сотрудничать со мной.

Поэтому я сажусь и тоже работаю.

Такой у нас договор.

Я доверяю ему, оно доверяет мне.

Это бредовые фантазии?

Это бред и наваждение – полностью довериться силе, которую я не могу увидеть или пощупать – силе, которая, возможно, не существует?

Ладно, ради определенности давайте назовем это полным бредом.

Но разве не такой же бред верить, что только боль и страдания чего-то стоят? Или что ты один – и никак не контактируешь с миром, тебя сотворившим? Или что на тебе печать рока, вроде заклятия? Или что таланты даны тебе только для того, чтобы тебя погубить?

Я говорю вот о чем. Если вы собираетесь прожить жизнь, опираясь на бредовые фантазии (а вы собираетесь, потому что мы все делаем так же), так почему бы, по крайней мере, не выбрать полезный и конструктивный бред?