Обещание - Дэймон Гэлгут

Он останавливает катафалк у кладбища. Чуть рановато, но кое-кто из желающих проститься уже здесь. Машина Алвейна Симмерса и его странноватой сестрички стоит поблизости.

Чудесный день, замечает пастор, подняв лицо к небу. Он чувствует солнечные лучи, прогоняющие ночной морозец, но думает он, по правде говоря, не о погоде. Его тревожит предстоящее, семья эта, как бы сложности с ней не возникли. Господь послал их мне во испытание. С сыном в том давнем году, как его там, опять забыл, а теперь хотят взвалить на меня вину за смерть отца. Разве я виноват, что ему веры не хватило? Важно, чтобы ближайшая пара часов прошла без сцен. Он нашел, как ему кажется, правильный тон для надгробного слова, чтобы их приструнить. С ними только так. Деньги выявляют самые скверные стороны человеческой натуры, он видел это множество раз, к своему великому огорчению. Так трагично и совершенно ненужно. Воистину род людской воздвиг алтарь во славу Маммоны.

Меланхолия пастора почти уже вышла на приятный уровень, но тут на него, громко раскачивая свои искусственные жемчуга, налетает Марина Лоубшер. Она в таком возбуждении, что пастор не может понять, о чем она говорит. Или может, но не верит своим ушам.

Что-что, простите?

Я хочу, чтобы открыли гроб.

Но зачем?

Я хочу быть уверена, что там мой брат.

Разумеется, там ваш брат, переходит он на крик, сам вдруг в такой же истерике, как она. Чей же еще?

Но ее так просто не уймешь, сегодня уж точно. После смерти Мани что-то в ней разладилось, и сфокусировала ее расстройство статья в еженедельнике «Хейсхеноот», которую она прочла на прошлой еще неделе, сидя в туалете, речь там шла о мутном похоронном бюро на окраине Йоханнесбурга, где в сарае обнаружили сваленные в кучу разлагающиеся трупы. Она не вполне уловила суть, что-то насчет повторного использования тех же гробов, и во многих случаях, говорилось в статье, на кладбище привозили тело другого умершего, а бывало и так, что в один гроб втискивали два трупа. Статья уже тогда обеспокоила ее настолько, что случился запор, а после того, как умер Мани, она только об этом и думает. Что, если в ящике не ее брат? Что, если он там с кем-то еще?

Он там один, возмущенно заявляет Фред Винклер, усы у него встопорщились. Я лично закрывал гроб сегодня утром. (На самом деле смотрел, как это делал Джабулани.)

Откройте, посмотрим.

Не уверен, что у меня тут есть подходящая отвертка. Я думал, провожать будут в закрытом гробу.

Да, в закрытом, но я должна убедиться. Отвинтите немедленно!

Сделайте, как она хочет, подает, будто заложник, голос ее муж, держась поодаль. Он хочет одного: чтобы эта сцена закончилась.

У вас есть отвертка? вопрошает воздух Алвейн Симмерс.

Фред роется в кузове катафалка, там, где инструменты. Он в исступлении, он чуть ли не задыхается, уже уверенный, что его сочтут виновным, виновным, виновным, но, хвала Господу, нужный инструмент нашелся.

Сделайте это быстро, велит ему пастор Симмерс. И, Христа ради, чтобы другие не видели.

Святое слово вырвалось у него всуе, как сопля выскочила, обратно не вернешь. Все делают вид, что не слышали, в особенности сам пастор. Фред Винклер не поднимает головы, все его внимание на винтах, он крутит их против часовой стрелки, обращая время вспять. Иисус воздвиг Лазаря из мертвых. Шел ли от него смрад, интересно? А тут у нас он есть, определенно есть, сладковатый такой дух из гроба. Очень ощутим в тесном, обшитом изнутри кузове. Со снятой крышкой еще намного хуже. Не думай о еде, особенно об испорченной, которая подтекает и тухнет. Пожалуйста, без рвоты, только не здесь. Фокусы никому не нужны. Задержи дыхание и сосредоточься, как будто в туннель заглядываешь, на том, что теперь видно. Лицо в профиль, и пусть так оно и будет, ничего кроме лица, веки опущены, рот приоткрыт. По очертаниям какое надо лицо, правда, цвет. И размер…

Он плохо выглядел, быстро говорит Фред. Гораздо хуже, чем сейчас. Я очень много над ним работал. Но он был распухший, и сосуды довольно-таки того. (Вы бы видели его ногу.)

И в этот самый момент близнецы Астрид подходят к открытому сзади кузову катафалка, где лежит на виду тело их дедушки/вовсе не дедушки. Нил и Джессика де Вет поражены и застыли, вдруг сведя близкое знакомство со смертью, но затем Астрид хватает их и оттаскивает, и случившееся почти мгновенно тонет в общей суете. Закройте обратно, приказывает Марина человеку из похоронного бюро, смешные у него усы, и он только рад послушаться.

А Марина нисколько не рада увидеть брата в таком состоянии, если это вообще был Мани. Вроде бы он, более или менее, и в то же время не он. Она раздумывает, и чем дальше, тем возможней кажется, что в ящике был просто-напросто распухший чужак.

Откройте еще раз!

Она возвращается, стуча каблуками, и пяти минут нет, как отошла. Фред Винклер только-только начал завинчивать последний винт, и зловонный дух могилы наконец рассеялся.

Тьфу, Марина, нет, к чертям собачьим, категорически!

Оки все это наконец достало. Он сыт по горло, он стопроцентно, под завязку нажрался этого их свартовского дерьма. Гроб ей открой опять! Ну и семейка! После того, как шурин отдал концы таким невероятно глупым манером, он перестал узнавать свою жену.

Она тоже не узнаёт его в эту минуту. Он бог знает сколько лет не повышал голоса, на нее уж точно, и теперь она видит его словно впервые. Мой муженек, ничего себе! Полжизни с ним прожила, нет, больше, и не думала даже!

Извини, Оки, я сама не своя сегодня.

Все хорошо, мой пингвиненочек, говорит он, мигом размягчившись. Капельки свои приняла?

Фред Винклер заворачивает оставшийся винт. Идиотизм в какой-то мере идет на спад. Несмотря на зимний холод, Фред потеет, как будто нездоров, а может, и правда нездоров.

Он пока еще не вольная птица. Уехать можно будет лишь после того, как гроб наконец опустят в землю. А до этого надо с полным мочевым пузырем, распирающим слишком тесные трусы, отстоять нескончаемую кальвинистскую службу, во время которой пастор Симмерс, опять ставший на этот день, формально говоря, дуомени Симмерсом, произносит одну из самых высокопарных своих речей, расточая обильные хвалы достоинствам Мани Сварта и глубине его веры.

В неудобной угловой части кладбища вокруг пастора сами собой образовались три кольца людей, слушающих его стоя. Внутреннее кольцо