Пусть мертвецы подождут - Роберт Райан

– И мне известно из надёжного источника, что шпионы попытаются проникнуть на территорию и выяснить, чем мы здесь занимаемся. – Бут потряс перед ними сжатым кулаком. – У меня нет нужны говорить вам, какие последствия будут у такого нарушения секретности. Элемент неожиданности – это всё. Всё! – Он выплюнул последнее слово. – Я собираюсь удвоить патрули. Мы проверим и перепроверим документы любого человека, которого обнаружат на этой территории. И я лично выдам десять фунтов тому, кто найдёт шпиона.

Упоминание о деньгах, как он и ожидал, вызвало восторженные возгласы. Как обычно.

– Теперь приведите себя и свои хижины в порядок и за дело. Вы же знаете – мы на войне, будь она неладна.

Он повернулся к Гривзу:

– Отправьте сержантов на ночное патрулирование в качестве наказания…

Гривз нахмурился:

– Но, сэр…

– Они просто выпускают пар. – Бут похлопал по фанерной модели нового чудесного оружия, на которое возлагали такие надежды. – Вскоре им предстоит встретиться с немцами в том, что сделано не из досок. Это поможет им сосредоточиться.

– Сэр.

– Проследите за организацией патрулей. Я хочу, чтобы тут даже муха не пролетела без нашего ведома. Вы меня поняли?

– Так точно, сэр.

Когда Гривз повернулся, чтобы уйти, Бут улыбнулся. Он собирался предложить другим ротам ту же самую награду. Десять фунтов. Для многих из них эта сумма означала жалованье почти за полгода в реальном мире. Он окутывал лагерь сетью из жадности. Если Росс из плохих ребят, он всё равно что покойник.

Когда лейтенант шёл к металлическим хижинам, в которых размещалась рота «D», его догнал гонец.

– В чём дело?

– Полковник Суинтон желает здравствовать, сэр. Он говорит, прибыл некто майор Ватсон.

Человек Черчилля. Почему все так подлизывались к Мяснику Галлиполи? Впрочем, Бут был не лучше других. Само имя Черчилля открывало двери. Хоть нередко это заканчивалось тем, что кое-кому прищемляли палец, когда они захлопывались.

– Очень хорошо. Где его разместили?

– В охотничьем домике Сэндгроуз, сэр.

– Я скоро буду.

Бут взмахнул тросточкой, отпуская гонца, но парень не спешил уходить.

– Что-то ещё?

– Полковник просил передать, что майор Ватсон желает немедленно приступить к делу.

– В самом деле? Вот молодец.

– И он настаивает на том, чтобы увидеть новое оружие собственными глазами.

– Даже так? – медленно проговорил Бут. – Что ж, разберёмся.

Его звали Хьюберт Хичкок, но для всех он был Хью. Его отец был старшим клерком в Военном министерстве, мать состояла в дальнем родстве с Асквитами[56]. Он родился в Виндзоре, образование получил неподалёку, в Итоне, по всей видимости благодаря финансовой помощи тех самых родственников. Посещал Бейллиол-колледж, но записался добровольцем в армию, так его и не закончив. Его направили в Норфолкский полк, потом перевели в пулемётные войска, а затем – в их Тяжёлое подразделение, как называли эту секретную часть. После недолгой оценки он был назначен командиром орудия, известного как «G-Женевьева». Ему было двадцать два года.

Это и многое другое было в досье, которое лежало на столе перед Ватсоном. Чего там не было, так это записи о том, что Хьюберт «Хью» Хичкок стал жертвой катастрофического нервного расстройства.

Он сидел напротив Ватсона в старом помещении для слуг на цокольном этаже здания, известного как Дом Махарани[57] и расположенного недалеко от комнат, выделенных самому майору в довольно роскошном охотничьем домике. Высоко в стенах цокольного этажа Дома Махарани были окна-щели, сквозь которые проникало немного тусклого света, но в комнате даже днём царили сумерки. Похоже, Хичкоку это нравилось. Здесь была койка, стол и два стула, небольшой гардероб и книжная полка с несколькими энциклопедиями и подборкой приключенческих романов, в основном Райдера Хаггарда. Правда, света для чтения все равно не хватало.

Хью Хичкок был одет в синюю робу. Его ноги были босыми. Усы надо было подровнять, но он был выбрит – точнее, его побрили – пусть и не очень-то аккуратно. Руки с длинными пальцами музыканта лежали на столе. Ватсон заглянул в записи. Увлечения: прогулки, игра на пианино. Ватсон посмотрел ему в глаза. Хичкок почти не моргал, зрачки были с булавочное острие. У него также было странное пятно покрасневшей, блестящей кожи размером с монету на левой щеке.

– Хью, я собираюсь зажечь сигарету. Ты не хочешь?

Нет ответа. Ватсон закурил.

– Что ж, ситуация ужасная, верно? Как я уже сказал, меня зовут майор Ватсон. Я из медицинской службы сухопутных войск. Меня прислали, чтобы я попытался тебе помочь. Я не мозгоправ, как некоторые выражаются. Ты не сумасшедший. Я не работаю с помешанными. Ты нечто противоположное. То, что с тобой случилось, совершенно естественно. Забудь всё, что ты знаешь об оставлении в опасности или какой-то там слабости. Полный вздор. Я просто думаю, что иногда мы нагружаем свой разум сверх той меры, которую ему определил Создатель. Если в Него верить. Ты веришь в Создателя, Хью? Не имеет значения – быть может, мы имеем дело с пределами, положенными нашим биологическим устройством. Мне об этом напомнили, пока я сюда ехал. Точнее, пока меня везли. Машина начала перегреваться. Мы не давали бедняжке передохнуть. И вот я сидел и смотрел на маленький циферблат, который показывал температуру двигателя. Очень умно. Мой шофёр сказал, эти штуки недавно появились. Ну так вот, двигатель становился всё горячее и горячее, и стрелка двигалась к маленькой красной зоне. Что случится, если она попадёт на красное? Я спросил Койла – он был шофёром. «Сэр, – сказал Койл, – нам придётся остановиться». А если мы не остановимся? «Ну, – сказал он, – двигатель заклинит». Я спросил – а потом он заработает? «Нет, его придётся разобрать на части и проверить, что именно сломалось». И вдруг я осознал, что это подходящая аналогия для того, через что проходят наши солдаты. Они попадают в красную зону, и, вместо того чтобы позволить им отдохнуть, мы гоним их вперёд и вперёд, пока у них не заклинивает двигатели. Иногда сдаётся тело, но с разумом такое происходит не реже. Тебя заклинило, Хью, и мы должны понять, что сломалось, если именно это и произошло.

Ватсон глотнул воды, прежде чем продолжить:

– У тебя были посетители? Хочешь кого-нибудь увидеть? Я могу это устроить. Но мы должны начать разговаривать о том дне. О дне, когда тебя заклинило. Это ключ. Забудь про всех, кто говорил тебе, что надо собраться. Ведь говорили же? Пожалуйста, выкинь это из головы. Но мы должны встретить тот день лицом к лицу. Ты должен о нём говорить, понять его, определить его очертания, и тогда сможешь спрятать его в ящик и отложить в сторону. И, возможно, у тебя никогда не получится спрятать всё целиком. Но ты сможешь с этим жить, я уверен. Однако прямо сейчас ты застыл. Это в твоём разуме, верно? Готов спорить, оно в твоих снах. Мы о них тоже поговорим. Я полагаю, сны часто сообщают нам истину, с которой днём нам слишком трудно смириться.