Гугеноты - Владимир Москалев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы должны спасти королеву! — воскликнул Лесдигьер.
— И мы спасем ее, мой храбрый юноша, не будь я маршалом Франции и сыном коннетабля.
В это время к маршалу быстрым шагом подошел адмирал Колиньи и взял его за руку.
— Я немедленно покидаю Париж, — взволнованно заговорил он. — Город кипит и наливается злобой, горожане прославляют герцога Гиза и кричат, что убьют всякого, кого он объявит своим врагом. Только что на одной из улиц чуть не разорвали Конде, ему еле удалось ускользнуть от них через ворота Святого Михаила. Прощайте, герцог, и вы, юноша. Если сможете, спасите королеву Наваррскую. Франция вам этого никогда не забудет.
— А вы, адмирал? Что будете делать вы?
— За меня не беспокойтесь, я выберусь из этой передряги. Странно, как быстро парижане узнали об опале Гиза. Теперь я не завидую мадам Екатерине. Завтра к утру, она останется совсем одна, с ней будут только ее распутные фрейлины. Что она предпримет, когда обнаружит, что ни Гизов, ни Бурбонов, ни Шатильонов в Париже нет и ей не на кого больше опереться, потому что у нее нет ни полководцев, ни солдат? Впрочем, останутся старый коннетабль, Сент-Андре и король Наваррский.
— Гиз, может быть, останется тоже.
— Получив отставку? Ни в коем случае. Вы же знаете, как он горд, надменен и спесив. А теперь прощайте, господа, меня уже ждут. Сможете ли вы уберечь королеву Наваррскую? Иначе мадам Екатерина отдаст ее этим фанатикам на растерзание, как голодной собаке бросают кость, чтобы только она замолчала.
— Именно этим мы сейчас и заняты, адмирал.
Колиньи кивнул и тут же исчез в сопровождении двух дворян, своей личной охраны.
Лесдигьер и Монморанси прошли до конца галереи, затем поднялись по винтовой лестнице на следующий этаж и попали в коридор. Второй по счету была дверь в покои королевы Наваррской, и они попросили караульного, дежурившего у двери, доложить о них.
Жанна Д'Альбре почти не была знакома с маршалом и совсем не знала Лесдигьера, а потому под ее напускной маской равнодушия таился плохо скрытый вопрос: что надо здесь этим двум людям в этот час?
— Я слушаю вас, господа, — сказала она, не садясь и не приглашая визитеров присесть тоже, а, напротив, встав прямо перед ними: высокая, худая, с горящими глазами, с блуждающей улыбкой на губах.
— Ваше Величество, — начал маршал, — прежде всего я, хочу заверить вас в том, что перед вами друзья. Мы пришли предложить вам свои услуги и свою помощь.
— Помощь? — изумилась королева Наваррская, высоко вскинув брови. — Мне? Но с какой стати? И отчего вы решили, что мне угрожает какая-то опасность?
Жанна Д'Альбре была женщиной осторожной и не доверяла никому в Лувре, кроме Колиньи, которого она называла братом, не стесняясь при этом ни друзей, ни врагов. У нее не было никаких причин верить в чем-либо этим двум людям, и она теперь присматривалась к ним, стараясь по их выражению, мимике и жестам понять, кто перед ней и чего они хотят.
— Я вижу, — произнес маршал, — Ваше Величество не доверяет нам. А поскольку так, я прямо перейду к делу. Вам, как королеве гугенотов, должно быть, известно о собрании протестантов, которое они проводили в Васси первого марта?
— Да, сударь, мне это известно, — холодно ответила Жанна. — Мне известно также то, что собрание это, вполне легальное, не нарушало ни единого пункта январского эдикта. И мне непонятно, как могли безоружные протестанты пойти на конфликт с армией, которую вел за собой герцог де Гиз, а ведь именно так он представил случившееся.
— Он обманул вас.
— Я не разговаривала с ним.
— Герцог напал на гугенотов и устроил настоящую резню. Около семидесяти человек остались лежать убитыми близ риги, у которой они собрались, более ста оказались ранеными. Это было запланированное убийство, и он готовился к нему. Ваши гугеноты вели себя смирно, как овечки, а Гиз, будто волк, набросился на них и перерезал больше половины.
Жанна застыла, будто изваяние. Ни единый мускул ее лица, ни жест, ни взгляд неподвижных глаз, устремленный перед собой, не могли указать на то, что женщина эта жива, а не превратилась в золотого истукана под рукой Мидаса[46].
Она молчала, в упор глядя на маршала и пыталась вникнуть в то, какой урон истинной вере нанесло это трагическое происшествие. Потом опустила глаза, отошла в сторону, постояла молча. Обернулась, вновь заглянула маршалу в лицо:
— И королева-мать знает об этом?
— Гиза приперли к стене; он вынужден был признаться, — ответил Монморанси.
— Вынужден?
— Да, мадам.
— Кто же мог его вынудить?
— Человек, который был свидетелем этой бойни, жив, и он стоит перед вами, Ваше Величество, — маршал указал рукой на Лесдигьера.
Жанна перевела взгляд на юного гугенота.
— Вы? — только и спросила она, сглотнув слюну, словно стараясь проглотить ком, внезапно подступивший к горлу.
— Да, Ваше Величество, — склонившись, ответил юноша.
— Вы принимали участие в избиении гугенотов?
— Ваше Величество, я действительно был там, но это совсем не означает, что я участвовал в избиении своих братьев по вере.
— Братьев по вере? — переспросила Жанна, пытливо вглядываясь в лицо молодого человека. — Значит, вы один из тех, кому удалось спастись?
— Да, Ваше Величество.
Она молчала и не сводила с него своего изучающего взгляда.
— У вас открытое лицо честного человека, вам хочется верить. Как вас зовут?
— Шевалье де Лесдигьер.
Жанна нахмурила лоб:
— Я знавала одного Лесдигьера, он стар и живет в Лангедоке, близ Монпелье. Он присутствовал на нашей с Антуаном свадьбе и был одним из самых близких соратников моего мужа во всех его походах. Генрих II почему-то невзлюбил этого славного воина, бывшего в свое время придворным, вероятно, из-за его протестантского вероисповедания, и его взял к себе Антуан Наваррский. Знаком ли вам этот господин?
— Ваше Величество, вы говорите о моем отце.
— Я так и знала, — взгляд ее сразу потеплел, она подошла ближе. — Теперь я даже вижу сходство в ваших чертах. Хвала Господу, что вы не католик и, значит, не подосланы ко мне королевой-матерью.
— Слава Богу, — шумно вздохнул маршал, увидев слабую улыбку на лице Жанны, — теперь вы поверили, что мы пришли сюда как друзья.
— Ах, у меня их так мало, и с каждым днем остается все меньше.
— Ваше Величество, знайте, отныне в моем лице вы всегда будете иметь самого преданного слугу, — сказал Лесдигьер. — Его светлость де Монморанси подтвердит вам это, а также заверит вас и в своих верноподданнических чувствах.