Три вокзала - Мартин Круз Смит

— Я избавлюсь от нее.

— Так сделай это.

В чулане в спальне Кассель нашел коробку от сапог и положил туда пеленку, чтобы было помягче.

Младенец выглядел кошмарно: глаза распухли, были почти не видны, нос не дышал — заполнен слизью. Несчастная девочка хрипела и дрожала. Генерал положил ее в коробку от сапог, закрыл крышку, заклеил липкой лентой и решил не делать никаких отверстий для дыхания. Поместил коробку в большую хозяйственную сумку и вышел на лестницу.

Генерал не был хорошо знаком с Москвой. План состоял в том, чтобы незаметно оставить сумку где-нибудь в людном месте в водовороте Трех вокзалов. Самое трудное — добраться до Казанского вокзала. Пока он шел, как стратег на боевом поле, понял, что нет здесь никакого беспорядка. Каждый шел к своей цели, и вместо двух глаз, казалось, у встречных прохожих их было по четыре-пять. Они были готовы заметить любое подозрительное движение. Он пожалел, что взял хозяйственную сумку: она была слишком большой и безвкусной. Более того, на сумке был крупный логотип итальянского магазина, что привлекало к ней дополнительное внимание. А он хотел казаться простым прохожим. Незаметным. Хуже того: коробка в сумке начала двигаться, он запаниковал и нырнул в подземный переход. Здесь у галереи киосков сновала масса женщин, а уж они, без сомнения, обнаружат младенца даже по слабому плачу. Кассель успокоился, лишь когда оказался у ревущих динамиков музыкальной палатки.

Вся проблема в том, что его жена — очень чувствительная женщина. Она не была предназначена для армейской жизни — для всех этих переездов из одной тоскливой заставы в другую. Они жили в доме с холодной водой и должны были благодарить судьбу за то, что у него была возможность продолжать служить, когда тысячи военнослужащих, в том числе самого высокого ранга, досрочно выталкивали на пенсию. Она миллионы раз говорила, что единственное, от чего она будет по-настоящему счастливой, это ребенок.

В конце киосков он заметил милиционеров, те наугад останавливали людей и проверяли у них документы и обыскивали сумки. Это был обычный способ извлечения прибыли. Кассель решил вернуться, потому что оставил документы дома. Конечно, если бы он был в форме, прошел бы наверняка. Но тут поток пешеходов зажал его и вынес прямо на милиционера, который уже было потянулся к сумке. Но в этот момент шайка подростков не старше восьми лет пыталась проскользнуть мимо. Они налетели, как рой комаров, и смешали выстроившуюся было очередь. К тому времени, когда порядок был восстановлен, генерал стоял в безопасности на другой стороне у вокзала.

Теперь, когда он решил, что удача благоволит ему, он двинулся на посадку к поезду, слившись с массой пассажиров. Поставил на пол хозяйственную сумку и стал наблюдать за платформой, зажав в зубах сигарету. Изображая нетерпение, он старался не натыкаться на большие чемоданы коробейников и края хозяйственных тележек. Ребенок молчал. Никакого брыкания ногами, никакого шороха. Генерал не хотел навредить ребенку и рассчитывал, что сможет свести все возможные травмы к минимуму.

Простой план казался генералу самым лучшим. Когда электричка остановится, он выйдет со всеми пассажирами и оставит хозяйственную сумку и ребенка в вагоне. Тут он подумал: «Хорошо, что у меня с собой не было удостоверения, которое было бы необходимо, в случае чего, предъявить милиции. А так — его невозможно опознать». Казалось, ребенок вошел в мир необнаруженным — как гамма-лучи. Как будто его вообще никогда не существовало, по крайней мере, официально.

…Люди зашевелились, когда пригородный поезд, пробираясь через пути, стал приближаться к платформе. Конечная. Продвигаясь вперед, генерал заметил в тамбуре пассажиров, которые в эти секунды торопливо захлопывали свои сотовые «раскладушки», готовясь к выходу. Он решил, что наступил самый подходящий момент — можно выскользнуть из вагона вместе с ними.

Только, где же итальянская сумка?

Она стояла у него в ногах, и он сделал всего несколько шагов, но сумка исчезла. В давке пассажиров, выходивших и садившихся в поезд, сумка исчезла!

Кассель растворился в потоке. Сумку или спихнули между платформой и поездом, или вор невольно сделал ему огромное одолжение. Генерал почувствовал большое облегчение — он не запятнал себя злодеянием! — и едва сдерживался, чтобы не пуститься наутек.

Страх накатил позже, когда в середине ночи в квартиру постучали два детектива. Кассель решил, что кто-то на платформе, должно быть, заметил его с сумкой. Но они задавали вопросы о какой-то мертвой проститутке — о чем-то совсем другом, и он честно сказал, что не может помочь. Сначала испугался, но быстро понял, что все обошлось. Воспоминания о ребенке улетучились.

На восходе полдюжины бездомных малолеток совершили налет на круглосуточный супермаркет на той же улице, где находилось районное управление милиции. Они налетели, как стая мышей, жутко галдя, хватали банки с испанскими маслинами и засовывали консервы с тунцом в карманы, грязными руками сгребали фрукты и авокадо. Иногда их целью оказывалось мороженое, иногда — клей, чтобы нанюхаться.

Камеры охраны пытались следить за ними, хотя взрослые мужчины и женщины, преследующие бездомных подростков, не выглядели киноактерами. Персонал старался, насколько возможно аккуратно, выгнать детей и быстро выяснить, что похищено. О мелкой краже не стоило заявлять в милицию — нарезной батон, земляничный джем, лимонад, энергетические батончики, детское питание, подгузники и детская бутылочка не заслуживали даже упоминания.

Мир вокруг обыкновенно не то, чем он кажется. У Маи было лицо ангела, но когда Женя открыл глаза, обнаружил, что она исчезла вместе с его деньгами.

Он прочесал казино, банк и комнаты охраны, туалеты и салон дилеров. Шепча ее имя, он искал ее среди автоматов, одноруких стражей Кремля, как будто они вынесли ее к башне и закружили в веселой вакханалии. Не было ни следов сопротивления, ни разрушенного штабеля фишек, ни пластмассового жемчуга, рассыпанного из драгоценностей короны. Он попытался заснуть, но его гнев был, как спичка, зажженная перед зеркалом, где он ясно разглядел, каким дураком оказался.

Сука!

Она превратила его из шустрилы в доверчивого простака. Между ним и Маей не могло быть ничего романтического или сексуального. Женя бы не допустил! Но он надеялся, что они смогут быть хорошими партнерами в отношениях. Он привнесет в них умение жить в Москве и интеллект, а Мая — физическую привлекательность, сексуальный опыт и, поскольку она была уже матерью, некоторое взрослое начало. Будем считать, что ее действительно звали Маей, и у нее действительно был ребенок, и все, что она наговорила, было правдой. Где она теперь? Мысленным взором он видел Маю и Егора в постели на смятых простынях. Вдруг он услышал хрип Егора и ее покорное хныканье, Женя заткнул уши. А возможно, Егор хотел показать Мае, кто тут хозяин и просто крепко прижимал ее к крылу автомобиля. Женя никогда не думал, что у него такое изощренное воображение. Это было похоже на то, как будто ты поджег дом и вдруг решил в нем остаться.