По ту сторону пруда. Книга 2. Страстная неделя - Сергей Костин

Но ведь в данном случае мне достаточно было следовать этому мудрому совету с самого начала. Останься я в Нью-Йорке и продолжай я жить своей размеренной жизнью, без ночных перебросок из страны в страну и не предпринимая сложных и рискованных действий, все разрешилось бы само собой. Мохова сейчас бы уже не было, а с ним исчезло бы и все зло, которое он собирался совершить. От меня требовалось лишь недеяние, невмешательство в естественный, предусмотренный судьбой ход вещей.

Да, он бежал, в него стреляли, это был человек в смертельной опасности. Тонущему человеку подают руку, не думая о том, хороший он или плохой. Просто потому что это такой же человек, как и ты, и в нас заложен моральный императив — даже не моральный императив, инстинкт, — спасать себе подобных. Про себя я знаю, что я попытался бы спасти и собаку — свою, Мистера Куилпа, который теперь уже ушел в лучший мир, даже с риском для собственной жизни. Этот элемент спонтанности, готовности прийти на помощь собрату в критический момент безусловно был, когда я открыл дверь той БМВ.

Но я же знал Мохова. Это был не просто человек в смертельной опасности, а — как я тогда был в этом уверен — преступник, предатель, который собирался погубить мою жизнь и жизнь множества таких же людей, как я. Однако в тот решающий миг это отошло на второй план, это стало неважным. Возможно, как раз потому, что я знал Мохова — еще ведь это был человек, который некогда спас мою жизнь. Так что мой поступок был не только актом солидарности внутри биологического вида, но и возвращением морального долга. «Все произошло так, как должно было произойти», — сказал я себе. Да, хоть какое-то утешение, хотя лучше бы я послушался Лао-цзы.

Вообще, проблемы предопределения и свободы воли давно интересуют меня больше, чем вопрос жизни после смерти. Вот я спас Мохова, потому что я сам так решил в тот момент или потому что так было предрешено? Ведь судьба заложена не только во внешнем мире, но и в характере каждого. В той же книге судеб могло быть записано, что я буду наделен такими-то внутренними свойствами, как достоинствами, так и недостатками, такими-то сомнениями, такими-то терзаниями совести и что в соответствии со своей внутренней природой в таких-то обстоятельствах я непременно поступлю так-то.

Я совсем недавно нашел точный образ судьбы. Это как навигатор в машине. Задается конечный пункт назначения — не мы его выбираем и вообще не мы за навигатором следим. К этой точке прибытия от нашего актуального месторасположения навигатор прокладывает маршрут. Это предопределение. Но дальше нам дается свобода воли. Мы можем отклониться от маршрута — по ошибке или потому что думаем, что мы знаем, как проехать короче, быстрее, лучше. Но всякий раз, когда мы будем проявлять своенравие, программа будет пересчитывать маршрут, чтобы несмотря ни на что привести нас к пункту назначения.

Так что с этой точки зрения мое вмешательство было чисто инструментальным, безличным, ни в осуждение и ни в заслугу. Просто у Мохова точка прибытия намечена в другом месте.

4

Из философских размышлизмов меня вырвал очередной звонок Питеру. Он принял его со своим обычным: «Питер Осборн. Если я могу помочь, я сделаю это с удовольствием». Но этот тон с него тут же слетел. Звонила женщина.

— Питер, это я.

Питер узнал голос мгновенно:

— Господи Боже ты мой! Где ты?

— Я в Лондоне.

Теперь и мне стало ясно, кто это.

— В Лондоне?! С тобой все в порядке?

— А ты как?

— Да при чем здесь я? Что происходит?

— Странные вещи. — Голос Тони был спокойным, слегка насмешливым. — Да не волнуйся ты так.

— Мы можем встретиться?

— Да, конечно. Зачем же еще я звоню? Только…

— Что?

— Пообещай мне, что твой отец не будет об этом знать. Даже о том, что я прилетела.

— Тони, мой отец…

— Пообещай мне. От этого зависит жизнь моего отца.

— Ты виделась с ним?

— Мы только что расстались. Он, кстати, запретил мне встречаться с тобой.

— И ты…

— Ты обещаешь?

— Обещаю. Где мы встретимся?

— Я подъеду к тебе. Ты там же, в Сити?

— Да.

— Пожалуйста, убедись, что не приводишь за собой кого-нибудь еще.

— Попробую. Тебе ничто не угрожает?

— Я расскажу тебе. Ты когда сможешь освободиться?

— Когда ты можешь быть в Сити?

— М-м, через полчаса где-то.

— «Старбакс кафе»?

— Да, как обычно. Ну, до скорого?

— Тони…

Питер называл ее мужским именем. Видимо, так между ними было заведено.

— Да?

— Мне тебя очень, очень, очень не хватает.

— Ты лучше всех, — сказала Тоня и нажала отбой.

— Шанкар! — тут же заорал я в гарнитуру.

— Здесь я, здесь, — мягко, умеряя мой пыл, откликнулся мой ангел-сопроводитель.

— Ты слышал? Нужно убрать людей с мороженого и срочно послать кого-то в Сити.

— Людей я уберу. А в Сити кто-то будет тоже где-нибудь через полчаса.

— А если они встретятся раньше?

— Мы же отслеживаем телефоны.

— А если Питер оставит свой в офисе?

— Не оставит. Вдруг они разминутся, вдруг девушка задержится? Без мобильного у нас жизни уже нет. Не волнуйтесь, Пол, все под контролем.

«Ах да, я же Пол», — вспомнил я.

— Но после встречи они же расстанутся. Кто будет следить за девушкой? Она ведь не с сотового звонила?

— С сотового, сим-карта местная. Мы к ней тоже подключились.

— Да? И где она сейчас?

— В Фулеме, у метро «Парсонс Грин».

Я перевел дух.

— Я же говорю, все под контролем, — повторил Шанкар. — А в Сити, я смотрю, этих «Старбаксов» с десяток. Но одно кафе совсем рядом от офиса Питера: Корнхилл 74, напротив церкви Св. Михаила.

Я набрал адрес на айфоне. Вот карта, а вот и фотография. Крошечная кафешка между входом в жилое здание и подворотней, всего два столика у окна. В глубине, наверное, есть и другие.

— Попытайтесь, чтобы к их приходу там уже кто-то сидел. Какой-нибудь студент с ноутбуком, — попросил я. Вновь прибывшие всегда привлекают больше внимания, чем посетители, которые уже сидят.

— Пол, Пол, расслабьтесь. Если бы вы сидели рядом со мной, вы бы поняли, что люди скоро вообще будут не нужны. Вы сами-то хотите подъехать поближе?

— Конечно.

— Там два бара прямо напротив.

— Вижу, я тоже карту открыл. Я скажу вам, где я приземлюсь.

— Я сам вас увижу. — Шанкар засмеялся. — Пол, говорю вам: люди больше не нужны.