Выше звезд и другие истории - Урсула К. Ле Гуин

солнце взошло позади. Уже совсем рассвело, когда он пришел к источнику возле Узких скал.

Источник был сух, как и прежде. Кас прошел по руслу ручья, отыскал следы ямы, которую копал в прошлый раз, и принялся рыть.

В глубине песок был прохладным, но влажным так и не стал. Кас выкопал яму намного глубже прежнего. Песок на дне был сухой.

Кас попробовал в другом месте, выше по ручью, поближе к источнику. Ни следа воды.

Он попробовал еще раз, в самой низкой точке ложбины, и сдался. Вернулся в редкую тень пальм и представил себе предстоящий долгий день, долгую ночь и еще более долгий день, что отделяли его от Банкалы. Делать нечего – он отдохнет здесь и отправится в путь вечером, без воды.

Кас накрыл голову платком кочевника и тканью Ини. Жажда не давала заснуть. Голова кружилась, хотя он лежал неподвижно, и это его беспокоило.

Вдруг он очнулся от тяжелой дремоты. Солнце село. Слабый ветерок шевелил листья увядающих пальм у мертвого источника. Оранжевое марево понемногу развеялось, и в поздних вечерних лучах Кас увидел в небе россыпь легких облачков – первых за много недель. Он вернулся поесть к руслу ручья, хранящему хотя бы память о воде. Жуя сушеный инжир, который на вкус был словно известка, Кас заметил движение возле кучи песка – там, где он в последний раз пробовал вырыть яму. Он замер, не сводя с нее глаз.

Песчанка выглянула из-за кучи песка и обнюхала край ямы. Эти мелкие зверьки водятся в любом оазисе – хорошенькие мышки с рыжевато-коричневой спинкой и белым брюшком, узкими белыми лапками и большими просвечивающими на солнце ушами. Они пугливы, бегают быстро и бесшумно, иногда передвигаются скачками.

Кас наблюдал за зверьком. Песчанка спустилась в вырытую им яму и потыкалась носиком в песок на дне. Потом начала рыть. Узкие лапки плохо справлялись с работой. Песок все время осыпался обратно.

Мышке хотелось пить. Она умирает от жажды, подумал Кас. Она живет здесь, оазис – весь ее мир, и в нем не осталось воды.

Кас посмотрел вверх. В небе проглядывали только самые крупные звезды. Облака сгущаются. Может, через день-два пойдет дождь. Первый, безумный дождь. Вода будет бурлить в пересохшем русле добрый час, прежде чем уйдет в песок.

Мышка слабо скреблась на дне. Кас склонился над ямой. Зверек затих – неподвижная статуэтка песчанки.

– Все хорошо, – сказал Кас.

После четырнадцати дней молчания голос звучал не громче шепота. Кас отцепил от мешка кувшин и вынул его из оплетки. Одним движением руки сломал печать на деревянной пробке и налил воды в медную чашечку. Чашку поставил возле ямы и вдавил посильнее в песок, чтобы не опрокинулась. Потом он отошел в сторонку и снова уселся.

Немного погодя мышка вылезла из ямы. Она двигалась очень медленно – то ли от страха, то ли от слабости – и непрестанно шевелила длинными усиками. Подойдя к чашке, она окунула мордочку в воду и стала пить, беззвучно лакая. Вода мигом исчезла.

Кас невольно шевельнулся. Мышка высоко подпрыгнула и удрала в сумерки за барханами.

– Все хорошо, – сказал он сумеркам.

Он убрал медную чашку в мешок, тщательно заткнул кувшин пробкой и надежно привязал к мешку, чтобы вода не пролилась. Облака понемногу затянули небо, скрыв даже крупные звезды. Может, безумный дождь все-таки придет.

«Держись подальше от ручья, мышка», – подумал Кас.

И пошел по едва заметной тропе на запад.

Когда Кас подошел к Восточным воротам, говорить он не мог. Бездельники у ворот давно уже следили за одиноким путником, ковыляющим по дороге к Банкале в желтоватом вечернем свете под раскаты далекого грома. Увидев его измученное лицо и почерневшие губы, ему принесли воды. Собралась толпа, и все наперебой поучали, сколько можно поначалу отпить. Говорили – это кочевник, нет, не кочевник, спрашивали, кто он, и где живет, и не безумец ли он, что отправился в одиночку пешком через пустыню в самое жаркое время года. Кас не слышал. Кто-то его узнал, послали к Митраю, и наконец Кас оказался дома.

Друзья уложили его на лежанку в доме слуг и кое-как постарались отчистить. Прибежала Ини и умыла его как следует. Господин вызвал его к себе – если он в силах. Кас непременно пожелал идти. Он явился к господину в контору, нетвердо держась на ногах, но в пристойном виде.

Он протянул Митраю глиняный кувшин в замурзанной, обтрепанной оплетке.

– Святой праведник велел отнести это тебе. Он его благословил, – проговорил Кас голосом, охрипшим в пустыне.

Митрай взял кувшин. Лицо его ничего не выражало.

– Его слова?

– Матуа сказал: «Ты принес мне великий дар, сын мой. Прошу тебя, отнеси его своему господину с моим благословением и благодарностью».

Митрай внимательно осмотрел кувшин и проверил пробку.

– Печать сломана, – сказал он.

Кас коротко кивнул.

– Ты пил из него.

Кас удивленно вскинул взгляд. Лицо его застыло и сделалось строгим. Он молчал.

Митрай смотрел внимательно.

– Ты его открыл. – Это был и вопрос, и не вопрос.

– Открыл. У пересохшего источника. Я напоил мышку.

Митрай еще недолгое время смотрел на него. Потом осторожно встряхнул кувшин. Внутри не послышалось бульканья. Митрай вытащил пробку и заглянул внутрь.

– Кувшин полон, – сказал купец. Он посмотрел на Каса и повторил: – Кувшин полон до краев.

Обожженные, потрескавшиеся губы Каса почти не могли улыбаться. Он развел руками в терпеливом жесте, словно говоря: я не понимаю, но так уж оно есть, и это правильно.

Митрай еще помолчал.

Наконец он тихо сказал:

– Ступай, Кас. Ты хорошо справился, как и всегда.

Кас поклонился и вышел. Его качало. В конце коридора ждала Ини. На шее у нее висела медная подвеска с эмалью. Ини обняла его рукой за плечи.

– Кас, – проговорила она, – пойдем на улицу. Там дождь.

Notes

1

 Перевод В. Малявина. (Здесь и далее – примеч. перев.)

2

 Перевод В. Малявина.

3

 То же в переводе В. Малявина: «Тот, кому поможет Небо, зовется Сыном Неба. Учащийся учится тому, чего не может выучить. Делающий делает то, чего не может сделать. Доказывающий доказывает то, чего не может доказать. Тот, кто в знании останавливается на незнаемом, достигает совершенства. А кто не желает этого делать, у того небесное равновесие отнимет все лишнее».

4

21 °C.

5

 Искаженная цитата из цикла эссе «Американский кризис» философа Томаса Пейна.