Санек - Василий Седой

французский язык, вернее, отдельные слова из словаря. Увлекся и не сразу обратил внимание на стук в дверь. А когда услышал, в учебном угаре на автомате ответил по-французски, разрешив войти. Надо было видеть глаза Пьера, когда он открыл дверь и вошел в комнату. Но он сразу разглядел у меня в руках словарь и с улыбкой произнес:

— Я уж подумал, что ты водил нас за нос, скрывая что говоришь на французском, а оно вон, оказывается, как? — сказал он, кивая на книгу.

— Нет, я вас не обманывал. Я действительно по-французски не говорил, но надеюсь, что быстро исправлю это недоразумение.

Пьер кивнул, как бы соглашаясь со мной, и сказал:

— Александр, я бы хотел после завтрака поговорить с тобой кое о чем. Надеюсь, ты будешь не против? — прежде чем я ответил, он добавил. — Если, конечно, ты чувствуешь себя нормально. Если нет, лучше отложить этот разговор.

Отвечая, я размышлял: слишком уж официально сейчас говорил Пьер. Похоже, разговор предстоит серьезный, интересно узнать, на какую тему.

— Нет, конечно, я не против. Чувствую себя хорошо, похоже, доктор погорячился и зря ограничил меня в активной жизни.

В ответ Пьер улыбнулся и сказал:

— У нас не принято оспаривать решения таких специалистов, как наш доктор, поэтому, если он сказал больше времени проводить в спокойствии и праздности, значит так тому и быть. Что ж, мы договорились, после завтрака встретимся в моем кабинете.

Он уже разворачивался, чтобы уйти, когда обратил внимание на мой вчерашний рисунок мотоцикла, который так и лежал поверх стопки бумаги на краю стола. Явно заинтересовавшись, он попросил разрешения посмотреть, а когда я кивнул, взял лист бумаги в руки. Довольно долго он молча разглядывал его, а потом спросил:

— Такие мотоциклы производят сейчас в Советском Союзе?

— Нет, это я немного помечтал, подумал, каким бы хотел видеть свой мотоцикл, и нарисовал.

— Красиво получилось, такое чувство, что держу в руках фото на настоящий и уже существующий. У тебя, Александр, талант, и его надо развивать — поучительным тоном произнес Пьер и ненадолго замолчал. — А можно я на время возьму твой рисунок себе? Обещаю, что верну его в целости и сохранности.

— Возьмите, и можете не возвращать, оставьте себе на память.

Пьер поблагодарил и, аккуратно держа этот лист бумаги, чуть отставив руку в сторону, покинул мою комнату, только сообщил напоследок, что завтрак будет уже через десять минут.

Во время завтрака я поймал себя на мысли, что начинаю привыкать и к изобилию на столе, и к всеобщему молчанию во время еды. Человек вообще быстро ко всему приспосабливается, а люди, подобные мне, так и вообще, можно сказать, мгновенно адаптируются к любому изменению обстановки. Пережитые в прошлом мире лихие девяностые наложили определенный отпечаток на мой характер и научили приспосабливаться к окружающей среде не хуже какого-нибудь хамелеона.

После завтрака, заинтригованный донельзя, я отправился в кабинет Пьера. Вернее, мы пошли туда вместе с ним.

Разговор хозяин кабинета начал, что называется, с места в карьер.

— Александр, понаблюдав за вами недолго, я пришел к выводу, что вы довольно разумный молодой человек. Можно даже сказать, слишком разумный для четырнадцатилетнего парня. Поэтому и говорить с вами буду, как с взрослой сформировавшейся личностью. Вы наверняка задавались вопросом, почему непонятные французы ведут себя с вами, как с близким человеком, — он выставил перед собой руку, будто пытаясь остановить мои возможные возражения, и продолжил. — Не возражайте, когда мы только перевезли вас к себе, у вас на лице буквально читался этот вопрос. Я даже удивлен, что вы в итоге его не задали. Но это ладно, не буду мучать вас своими умозаключениями и рассуждениями, а вместо этого попробую объяснить, почему у нас к вам такое отношение.

Честно сказать, когда он начал обращаться ко мне на вы, я изрядно напрягся и начал думать, где накосячил. Ведь буквально час назад он разговаривал со мной на ты. Но это еще ладно, пережить можно, а вот тон, которым он вещал, вызывал у меня непроизвольный зубовный скрежет. Слишком уж он напыщенный был. Да и вся поза, которую при этом изобразил Пьер, была какая-то горделивая. В общем, все это его поведение и меня заставило собраться в кулачок и готовиться к неожиданностям. Пьер между тем продолжал.

— Я представитель очень древнего аристократического рода и свято чту наставления и заветы, которые передавались в моей семье из поколения в поколение. Один из таких заветов — это что-то вроде рекомендации, как приобретать друзей. По каким критериям формировать ближний круг. Говоря простыми словами, предки настойчиво советовали дружить с людьми бескорыстными, способными на самопожертвование, из тех, кто не будет спрашивать, почему в трудную минуту надо помочь, а просто встанет рядом и будет сражаться вместе с тобой. Ваш поступок как нельзя лучше характеризует вас как человека, которому стоит предложить дружбу, поэтому и отношение к вам в нашем доме будет таким — как к другу.

Блин, сколько пафоса — и только для того, чтобы сказать спасибо? Что за тараканы у него в голове? Нет, я понимаю, традиции там и прочее, аристократы всегда отличались кучей заморочек, непонятных простым людям, но ведь в наше время можно вести себя попроще, без вот этого всего.

Пьер между тем и не собирался останавливаться.

— Теперь, когда мы с вами разобрались с главным вопросом, можно перейти к другой части разговора. Я, как вы, надеюсь, заметили, достаточно обеспеченый человек и могу позволить себе по достоинству отблагодарить того, кто не задумываясь пришел на помощь моему сыну в трудную минуту. Как вы посмотрите на то, что я обеспечу вам возможность получить достойное образование здесь, в Париже, где у меня есть достаточно связей, чтобы устроить вас в любое учебное заведение?

Чуть не выматерился в ответ, вот правда. Чудом сдержался. И то только потому, что видел: человек говорит искренне. Мне пришлось взять небольшую паузу, чтобы успокоиться. Потом я как мог спокойно ответил ему:

— Пьер, спасибо, что объяснили мотив своего поступка. Поверьте, мне импонируют ваши принципы. Более того, я ценю и понимаю желание следовать заветам предков и соблюдать семейные традиции. Я буду счастлив принять дружбу от такого человека, как вы, если она будет предложена. Но я категорически не приемлю, когда в таких важных принципах возникает путаница. Я могу оплатить себе любое образование самостоятельно, если мне это понадобится, но речь не об этом.