Кодекс врача - Алексей Викторович Вязовский

– Ты ранен?! Что с тобой?

Это был ровно тот самый вопрос, которым меня мучил Кузьма всю дорогу назад в Москву. С перерывом на поезд, конечно же. Все, как и по дороге туда: мне – первый класс, ему – третий. Со слугой отшучивался бандитской пулей, но Вике рассказал всю правду.

Она сразу включила режим «я – твоя мама» и начала вещать, куда стоит ходить ужинать, а в какую сторону и смотреть не следует. Ничего не меняется со временем. Если утонешь, домой не возвращайся. Еле отговорился усталостью и необходимостью отдохнуть с дороги. Не хочется ни ругаться, ни нравоучения выслушивать. Все равно это уже случилось.

Я поднялся к себе, принял ванну, перекусил наскоро и неожиданно для себя задремал. А ведь собирался всего минут десять поваляться, в поезде спал всю дорогу, проснулся только, когда проводник осторожно разбудил. Видимо, что-то сотряс в своей голове.

Что в итоге у меня? Питер посмотрел. Хороший город, там бы развернуться… Больницу открыть на Моховой где-нибудь, чтобы все в мраморе и хроме с никелем, никакой дешевой лепнины с финтифлюшками и купеческой позолоты. Зеркала во всю стену, аквариум такой, чтобы ходили смотреть специально, улыбчивые фрау на ресепшн подают травяной чай и смузи… Тьфу, аж самому противно! Операцию сделали, и даже успешно. Писать про нее Склифосовский сам захотел, естественно, с моим именем везде и только после моего одобрения.

– Барин, там это… – подкрался Алексей Плотников.

– Вот сколько раз можно говорить: докладывать четко, не мямлить. Давай еще раз.

– Пришел господин какой-то, говорит, что от немецкой компании. Вот, визитку дал, – протянул он картонку.

Отто фон… нет, не Бисмарк, всего лишь Айпфенбаум, из компании «Дортмунд вельт фарма-концерн». Никогда не слышал. Ни в этом времени, ни в том. Но визитка качественная, картон плотный, печать четкая. Суровая коммерческая, как говорится.

– Пусть ждет. Предложи ему чаю… или выпить что-нибудь. Я скоро буду.

Всякие деловые контакты до моей квартиры не доходят. Нечего разным делопутам у меня дома шастать. Их тормозят внизу и отправляют в приемную. Там секретарь сидит, Должиков Егор Андреевич. Проработал пятнадцать лет на разных канцелярских должностях, а последние семь – как раз секретарем у тайного советника Неклюдова. Всех знает и все знают его. Очень полезный человек.

Я оделся, спустился в стационар, где наконец-то уступил настойчивым просьбам персонала и дал себя помучить. Повязка на всю голову убралась, шов обработали, отметив, что все в порядке, есть небольшое покраснение, но отделяемое скудное, серозное. Заклеили сверху лейкопластырем, аккуратно вырезав необходимый кусочек, и отпустили. Вот теперь директор «Русского медика» похож на человека, а не на жертву налетчиков.

А под дверью меня ждал Чириков. С лицом, напоминающим объевшегося сметаны с мясом кота. Он даже руки довольно потирал.

– Евгений Александрович, день добрый! С возвращением! Разрешите доложить: монтаж электричества начнется завтра утром. Сегодня в течение дня привезут все необходимое, потом электрики… ну и остальное.

– Отличная новость! Сроки работ?

– В неделю обещали уложиться.

– Составите договор со штрафами в случае проволочек. Спасибо, Федор Ильич!

Я сунул руку в карман и наткнулся на край картонного прямоугольника. Иностранец! Отто как его там. Ничего, помариновался, уступчивее будет. Мне от него ничего не надо. Нас и здесь хорошо кормят.

Как выяснилось, немец не скучал. Он с удовольствием пил чай с пирожками и нисколько не томился ожиданием. Увидев меня, он сразу нацепил на лицо улыбку от уха до уха, будто мечтал о встрече последние несколько лет, отложил на тарелку то, что ел, встал и протянул руку.

– Здравствуйте, господин Баталофф!

Я посмотрел на крошки, прилипшие к пальцам посетителя, и решил не замечать предложенного рукопожатия. Что-то в нем было не то. Акцент какой-то… как в плохом фильме, где прибалты изображают эсэсовцев, даже «ф» в конце моей фамилии слишком нарочитая. Или я так предвзято отношусь к нему из-за этой глупой оплошности с невытертой рукой?

А немец, или кто он, красавец, конечно. Доверие вызывает: лицо открытое, улыбка искренняя, весь прямо лучится добродушием и участием. Волосы напомажены, видно, если не сегодня, то вчера в парикмахерской немало времени провел. А усы… Сальвадор Дали, увидев их, побежал бы бриться через секунду, потому что вот оно, совершенство, а не жалкое подобие на портретах испанца. Об их острые кончики можно, наверное, уколоться. И костюмчик… загляденье. Я бы спросил у него адрес портного, если шил в Москве. Шик, блеск, красота. Мимо не пройдешь.

– Прошу, господин… – Я вытащил визитку, прочитал фамилию: – Фон Айпфенбаум. Я правильно произнес?

– Да, у вас отличное произношение, – улыбнулся немец. – Обычно мою фамилию говорят неправильно, но у вас… как у настоящего берлинца!

Я сам знаю свой уровень немецкого. До той степени, чтобы меня спутали с берлинцем, осталось примерно лет двадцать интенсивных занятий. Но у коммерсантов всегда так: грубая лесть впереди летит. Все понимают, что вранье, но так приятно слышать…

– Так как вы успели перекусить, ожидая меня, давайте сразу к делу. Что привело вас ко мне?

Улыбка и добродушие слетели вмиг. Теперь передо мной сидел зубр, переговорщик восьмидесятого уровня, легенда коммерческих сделок.

– Очень хорошо. Не будем ходить вокруг да около, – сказал Айпфенбаум. – Компания, которую я представляю, «Дортмунд вельт фарма-концерн», очень крупная. Мы производим лекарства для Германия, Австрийская империя, Франция, Королевство Нидерланды, Королевство Бельгия. Очень большое производство. Представительство «Беренберг Банк», «Метцлер Банк», «Тринкаус унд Буркхардт», «Доннер унд Ройшел», «Хаук унд Ауфхаузер»…

Он сыпал королевствами и названиями банков так упорно, что я понял: только мое медпредставительское прошлое спасает меня. Будь на моем месте кто-то, с этой системой не знакомый, уже впечатлился бы. А как же, такие названия! И такие гиганты снизошли к тебе, ничтожному червяку! Но я не перебивал. Мужик отрабатывал номер отлично, любо-дорого посмотреть. А у меня сенсорное голодание, даже такое шоу в радость. Но вот сейчас я должен получить предложение из серии «уникальная возможность – купи два по цене трех, и еще один отдам в подарок».

– И чем же я заинтересовал столь крупную компанию? – закинул я крючок.

– Мы слышали о лекарстве стрептоцид. Не скрою, это неплохой результат. Мы заинтересованы в получении привилегии для производство и торговля на весь мир, кроме Российская империя. И готовы щедро оплатить. Двадцать тысяч рейхсмарок в любом германском банке. Это наше предложение. Очень выгодно.

– Это сколько в рублях? Даже десяти тысяч нет? За монополию? Еще платежи предусмотрены?

– Это единовременный платеж. Вы получаете сразу, после подписание договора. Если мы начинаем хорошо продавать, вы получаете большую премию!

Ага, сувенирную