Пехота апокалипсиса - Александр Золотько

Касеев вышел из монтажной, закрыл дверь, оставил отпечаток ладони на сенсоре.

Если он все-таки решит отправиться в кабинет, то идти придется направо по коридору, к лифту. Если домой – налево, к лестнице, ведущей к гаражу.

В кабинете остались вещи, вспомнил Касеев, сворачивая налево.

Куртка, инфоблок, сумка... К черту, сказал Касеев. Все может подождать до завтра.

Еще необходимо предупредить оператора, нужно обязательно запечатлеть арест участкового. Иначе безутешные матери будут рыдать и биться в истерике...

Касеев остановился и прижался лбом к холодному пластику двери.

Сегодня точно что-то не так. Еще никогда его так не трясло в предвкушении дозы.

Никогда...

Что-то всегда бывает в первый раз.

Рука пахнет зеленой пылью. Точно – пахнет. Он ведь чувствует этот запах. Пахнут пальцы. Пахнут...

Касеев поднес руку к лицу. Только показалось. Показалось! Касеев замахнулся рукой на дверь.

Сволочи! Сволочи! Сволочи...

Стены вокруг начинали течь.

Нет, не течь – превращаться в дым. Удушливо-серые волны перекатываются вокруг Касеева, прикасаются к его лицу, ощупывают, прикидывают, с какой стороны лучше напасть, сжать горло, залить рот и легкие...

Дым обволакивает все, больше нет коридора, пола, стен, потолка – только тяжелый, вязкий дым. Дышать тяжело.

Касеев нащупал дверную ручку, повернул. Попытался повернуть. Дым густеет, превращается в смрадный кисель, мешает не только дыханию, но и движениям.

Пеленает. Связывает. Пакует.

Сейчас он совсем застынет, запечатав Касеева в этих клубящихся сумерках.

Толкнуть дверь. Толкнуть дверь, выбраться из этого дыма. Выйти в просторный гараж. Там люди. Там машины. Там дорога домой.

Всего один вдох – и мир снова станет... станет... станет... Нормальным?

Дышать становилось все труднее.

Даже крикнуть уже не получится. Даже стон не вырвется из горла, стянутого прядью серого дыма.

Проснулась боль в глазах, как тогда, на перроне, когда туша Корабля выскользнула из облаков, из пенящегося мира, из бездны слепящего света...

Нет, тогда боль пришла не от Корабля, вдруг понял Касеев, а позже. Немного позже... А на перроне он почувствовал... почувствовал...

Касеев опустился на колени.

Тогда он ощутил то самое чувство, которое потом пытался вернуть, растирая между пальцами Зеленую крошку, вдыхая пыль... тщетно пытался вернуть.

Его снова обманывали. Подсунув Зеленую крошку вместо правды...

А теперь... Теперь пытаются убить здесь, в коридоре... растворить в дыму... утопить в стенах и полу, ставших леденяще-вязкими...

Они...

Кто-то склонился над Касеевым. Касеев попытался рассмотреть, кто это, но не смог.

Они пришли его добить. Втоптать в бетонный пол, который стал грязью.

Что-то пророкотало высоко над головой. Голос...

– Дыши,– пророкотало среди серых туч.– Дыши...

Касеев захрипел, легкие не слушались.

Кто-то навалился на него, надавил на грудь. Резко отпустил. Снова. И снова...

Воздух ворвался в легкие.

– Живой? – спросил Пфайфер.– Я думал, опоздаю...

Странно устроена жизнь. Бедняга Вася, обнаруживший проблему с новостями из Кремля, мучился – сообщать об этом кому-либо или нет. Его напарница Ляля такими сомнениями не страдала, хотя именно она Васе файл и продемонстрировала.

Можно ведь было на сайт выложить просто исходник и результат-картинку, но Ляле накануне посоветовали операцию провести именно в таком порядке и даже порекомендовали, как себя вести, если Вася вдруг согласится все просто стереть – «...а может, не стоит, вдруг кто-то действительно хватится, ты – старший, тебе отвечать...» – как заставить Васю все-таки информацию Касееву отнести.

А тот, кто инструктировал Лялю, полагал, что Касеев, получив в руки такое, начнет суетиться, метаться, дергаться и сделает по собственной инициативе то, что хотели совсем другие люди.

Но Лялины инструкторы не принимали во внимание Зеленой крошки и того, что Касеев уже проскочил этап привыкания и начинал врастать в поле...

В результате все перемешалось, перепуталось и пошло не совсем так, как хотелось... а кому, собственно, хотелось?

Наверняка кто-то строил планы, координировал действия и вычислял векторы последствий.

Только вот никто своего разочарования вслух не высказал.

В Кремле узнали о странной утечке и сообщили Клееву о том, что прикрытие визита постамериканцев потекло.

Клеев информацию принял к сведению, уточнил, что по этому поводу сказали техники, услышал, что инженер, работавший в тот день в Кремле с картинкой, отчего-то решил вот буквально вчера выпрыгнуть из окна своей квартиры на десятом этаже. Герман Николаевич особо этому не удивился, а связался с космической станцией.

Все изложил, стараясь на эмоции особо не налегать. Хватит, что психовал по поводу китайца. Хотя, конечно, если вдуматься, то повод для паники все-таки имеется.

Кто-то легко и просто вошел в защищенные каналы связи, просочился в базы данных, произвел замены – причем дважды – и ушел в неизвестном направлении... Поиск-программу, запущенную следом, рикошетом вынесло в Сеть, побросало по полутора тысячам инфоточек и вернуло в совершенно изуродованном виде. Оператор, работавший с поиск-программой, потом хохотал минут десять, пытаясь понять, кто, а самое главное, как мог сотворить такое.

Но говорить об этом по второму разу Клеев не собирался. Достаточно было и новых проблем.

Старший выслушал внимательно, не перебивая, и даже прикрикнул на Младшего, когда тот попытался вклиниться в доклад Германа Николаевича.

Младший обиженно замолчал и хранил молчание даже после того, как Старший, по окончании доклада, спросил:

– Как полагаешь, что там случилось?

Младший скрестил на груди руки и демонстративно отвернулся к окну, за которым как раз виднелся Мексиканский залив.

Старший пожал плечами и, не говоря ни слова, отключил связь с Клеевым.

Потом повторил свой вопрос.

– А все как всегда,– не оборачиваясь, бросил Младший.– Все валится и ползет по швам. Ты еще не привык? За эти десять лет... Клеев психует, но не понимает, что это только цветочки. Завтра-послезавтра выяснится, что зародыши кончились и все планы реконструкции, модернизации, перевооружения и прочих процессов накрылись громадным медным тазом.

– Вот таким.– Младший повернулся вместе с креслом к Старшему и показал, раскинув руки, каким именно.