Ужас без конца - Альбина Нури

— Нет уже никакой больницы! И города нет!

Максим взъерошил волосы рукой.

— Город есть, Сергей. И больница никуда не делась. Это вас — нет.

На Сергея будто опрокинули ушат ледяной воды. Что несет этот докторишка? Как это — нет? Вот же он: руки, ноги, тело…

Но, качая головой, отказываясь верить, Сергей понимал, что странный доктор прав. Обрывок какой-то мысли вился в его голове, не давая ухватить себя за хвост.

А Максим продолжал:

— Вы умерли в этой больнице почти двадцать лет назад. Умерли, но остались здесь, потому что…

И вот тут Сергей схватил упрямую, не дававшуюся ему мысль.

Все внутри осветилось огненным светом, вспыхнуло — и этой яркой вспышкой осветилось сразу все.

Операция, которую ему сделали, прошла неудачно. Сначала все было нормально, его даже перевели в палату из реанимации на второй день, но потом что-то пошло не так. Среди ночи Сергею стало плохо. Будить соседей по палате он не стал, поднялся с кровати и пошел к медсестре.

Только ее на месте не было.

Сергей позвал — она не отозвалась. Коридор был пуст.

Боль нарастала, накатывала волнами, разрывала внутренности, вгрызаясь в них.

Сергей, опираясь на стену, пошел в ординаторскую, но дверь была закрыта. Он стучал и звал на помощь, но ему ответили, что нечего ломиться среди ночи, еще что-то говорили — он уже не слышал.

Непослушные ноги отказывались его держать, и Сергей стал падать. Заваливаясь на бок, увидел, как дверь все-таки открылась, показалось смущенное и в то же время сердитое лицо врача. За плечом его маячила растрепанная медсестра.

«Вы виноваты! Убили меня!» — такова была последняя мысль, которую вытолкнуло на поверхность гаснущее сознание.

После была темнота — и в этой темноте Сергей просыпался раз за разом, не помня себя, не понимая, где он, что творится вокруг. Вернее, на самом деле, глубоко внутри себя он знал…

Но не было сил по-настоящему осознать, принять, поверить.

— Того врача уволили: ваш случай был не первым. Вы злитесь, — говорил Максим, — и ваша ненависть держит вас тут, не дает уйти. Знаете, вы ведь стали легендой этой больницы, страшной историей о призраке, которую рассказывают шепотом. Ординаторская пустует, врачи боятся оставаться тут по ночам: мебель двигается сама собой, книги падают с полок, слышен плач, чьи-то шаги и тихий голос.

Сергей, раздавленный открывшейся правдой, спросил:

— А вы тогда зачем здесь? Не боитесь, что ли?

— Мне очень жаль вас, я хочу помочь. Как думаете, получится?

Максим ободряюще улыбнулся.

— Святую воду будете лить? — хмыкнул Сергей.

— Мне кажется, вам нужна вовсе не вода. Я прошу у вас прощения — за того доктора, за себя, за то, что вы не прожили жизнь, которую должны были прожить. Вам нужно позволить себе стать свободным.

— Тут какие-то существа, — пожаловался Сергей. — Они ревут и пугают меня.

Максим вытянул шею, прислушиваясь, и качнул головой.

— Не знаю, кто они. Я ничего не слышу. Может, ваш страх породил их. Сейчас вы осознали, что произошло — это колоссальный шаг вперед. Если поймете, что нечего бояться, если ваша ярость угаснет, то сможете пойти дальше.

Некоторое время они молчали. А потом Максим увидел, как белесая фигура, к которой он обращался все это время, становится прозрачной, вытягивается, поднимается вверх, как дым от костра.

…Максим устроился в Третью городскую две недели назад. Про Призрак Пациента, что последние восемнадцать лет обитал на пятом этаже, ему рассказали почти сразу.

— Вы правда верите в привидения? — изумился Максим, когда заведующий отделением, уважаемый седовласый профессор поведал ему о том, что Старую ординаторскую по ночам лучше обходить стороной. И даже вполне серьезно объяснил почему: рассказал трагическую и вместе с тем, безусловно, возмутительную историю гибели Сергея Илларионова. — Вы же человек науки, всю жизнь медицину изучаете!

— Вот потому и верю, что много лет изучаю, — подняв кверху указательный палец, проговорил профессор. — Каждый врач вам скажет: на той стороне что-то есть. Не подлежит сомнению, что смертью физического тела наше существование не заканчивается.

Кроме профессора, еще несколько человек на разные лады, с небольшими вариациями рассказали Максиму историю несчастного Илларионова, который умер, так и не дождавшись медицинской помощи.

— Он, может, и не понимает, что умер, — авторитетно заявила старшая медсестра отделения, — я про такое читала.

Совет был всегда один: держись подальше от Старой ординаторской, психика целее будет. Призрак-то не просто так шумит и мебель переворачивает! Он страшно зол, не может простить своей смерти — так зачем попадаться ему на пути?

А то были Фомы неверующие, желающие всем доказать, что привидений не бывает: одна молоденькая врач-интерн чуть не свихнулась с перепугу, заикаться начала, а еще один врач уволился, из медицины ушел.

Максим тоже, конечно, не верил в загробную жизнь. Да и Призрак Пациента не пугал его, скорее, вызывал жалость: если старшая медсестра права, то бедолага застрял между мирами и не понимает, что уже мертв.

Короче говоря, вчера, заступая на ночное дежурство, Максим решил, что попробует после полуночи наведаться в Старую ординаторскую и своими глазами посмотреть, что там и как. Заранее представлял, как утром скажет и профессору, и старшей медсестре, и всем остальным, свято верящим в страшилки-небылицы: «Ну, провел я там всю ночь — нет никакого Призрака Пациента!»

Сказать, что Максим совсем не боялся, было бы ложью. Поначалу, пока солнце еще не село, был уверен: ему ничего не грозит. Но потом стемнело, и ночь принесла с собой сомнения. Однако отступать Максим не привык, а потому после полуночи встал и пошел проверять свою теорию.

Шел по коридору и чувствовал, что решимость его тает. Чем ближе была дверь Старой ординаторской, тем сильнее колотилось сердце и потели ладони.

Напряжение вибрировало в воздухе, который сгустился, как сметана. Все кругом замерло, звуки отдалились и стихли, но из-за двери комнаты, где никого быть не могло, доносился не то голос, не то шорох, не то потрескивание.

Больше всего на свете Максиму хотелось развернуться и убежать. Никто бы его не осудил, не посмеялся над некстати родившимся первобытным страхом перед неведомым, ведь никто и не знал о его намерении!

Но чем сильнее он боялся, тем тверже был его шаг.

«Там ничего нет!» — сказал себе Максим, берясь за дверную ручку.

«Есть, — отозвался тихий голос внутри, — и ты это знаешь».

Максим открыл дверь и увидел того, кто обитал в Старой ординаторской. Странное дело, страх тут же отступил, на место ему пришло сострадание. В конце концов, он врач и сейчас перед ним несчастное, одинокое, измученное болью и непониманием создание.