Диана. Жизнь, любовь, судьба - Сара Брэдфорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Это был ее первый официальный визит, – вспоминает Дики Арбитер, один из официальных корреспондентов, освещавших поездку. – И она справилась с этим превосходно… Старалась сделать так, чтобы все были довольны… переходила с одной стороны улицы на другую, потому что люди скандировали: „Мы любим Ди, мы любим Ди, мы любим Ди!“ И ему [Чарльзу] нужно было привыкать… к тому, что ему досталась роль второго плана, а вовсе не главная. И это началось сразу же, с первой их поездки»[148].
«Люди хотели видеть Диану, а не его, и он не мог этого переварить», – рассказывал его помощник. «Я был рядом с принцем Чарльзом, но к нам никто не подходил, – вспоминает бывший полицейский телохранитель. – Все хотели видеть только ее. Вот так все и началось: люди стали видеть в ней некое божество, а она тоже в это поверила…»[149]
Конечно, она еще не была той гламурной красавицей, какой стала позже, но никто из тех, кто наблюдал Диану в первой поездке, не сомневался в ее умении добиваться полного взаимопонимания с толпой. Начиналась новая эпоха, хотя в королевской семье еще никто этого не понимал. Даже принц Чарльз, поддерживавший и оберегавший Диану во время поездки по Уэльсу, оценил, как великолепно справилась со своей задачей молоденькая девушка, которую никто к этой роли не готовил. Однако ему и в голову не пришло произнести это вслух.
Один из ее придворных вспоминал: «Диану удивило, что после поездки в Уэльс никто ей и слова не сказал. Королева не позвонила, чтобы похвалить. Ее мучило… отсутствие признания – главным образом, со стороны принца Чарльза… Он мог бы отметить ее успехи… Но Чарльз выполнял подобные обязанности всю свою жизнь и не понимал, что значит этот первый опыт для скромной двадцатилетней девушки»[150].
Из-за беременности Диана постоянно недомогала и сильно нервничала. В конце октября супруги вернулись в Лондон. Собственного жилья у них не было – только тесные апартаменты на верхнем этаже Букингемского дворца: спальня, гостиная, кабинет, ванная и две гардеробных. Лишь в собственной гардеробной Диана чувствовала, что она – дома. Ее помощник вспоминал: «Никто не подумал о том, где она сможет принимать своих подружек или просто выпить чашку кофе. Знаете, эти милые мелочи… Если она хотела выпить кофе или чая или сварить яйцо, ей приходилось вызывать лакея»[151].
Чарльз к этому привык, он родился и вырос во дворце. Однако со стороны это казалось странным. Помощник Дианы вспоминал: «Удивительно, что тридцатидвухлетний мужчина продолжал жить в материнском доме и это его не угнетало… Чтобы навестить Диану, посетителям приходилось входить в парадные ворота, пересекать огромный двор на глазах у всего мира. Ее двадцатилетним подружкам было страшновато. А потом их еще провожал в ее апартаменты лакей…»[152]
«Некоторых подруг Дианы беспокоило ее одиночество, – рассказывал другой придворный. – Когда она была беременна Уильямом, она звонила им и спрашивала, можно ли ей приехать… Ей было ужасно одиноко»[153].
Различие между пустым, малосодержательным существованием Дианы и активной жизнью Чарльза становилось все заметнее. У него был целый список официальных обязанностей – ей совершенно нечего было делать. «Она не могла смириться с тем, что существует такое слово „долг“, – говорит один из сотрудников секретариата Чарльза. – Однажды мы с ней заговорили об этом. Я сказал: „Вы можете взять ежедневник на следующий год и сразу пометить: церемония выноса знамени, служба в Поминальное воскресенье, несколько королевских поездок, выезд в Балморал, выезд в Сандрингем, охота… Уже сейчас можно заполнить половину дней, и все это вам нужно будет сделать. К сожалению, ваш муж считает это своим долгом. Он бесконечно предан матери, и вам никогда его не изменить“»[154].
Диана ссорилась с Чарльзом, потому что никак не могла понять, почему он проводит с ней так мало времени. А хуже всего было то, что никто не воспринимал ее слова и чувства всерьез. «Она обижалась, и это мучило ее больше всего», – говорит один из ее помощников. Другой вспоминает, что она жаловалась на «отсутствие равенства в браке. Принц Чарльз никогда не воспринимал ее как равную, а для нее такая ситуация была неприемлема»[155].
Покровительственное отношение к окружающим было характерно для всех старших членов королевской семьи. Они никогда не думали (и не думают) о других людях, об их жизни, чувствах и точке зрения. Почти все придворные живут по этим же правилам, а людям другого круга это трудно понять. Диана всегда стремилась оставаться самой собой. В королевской семье, где никто не задумывался над ее судьбой, она мучилась и страдала.
Только в сентябре, через три месяца после свадьбы, у Дианы появились фрейлины – раньше об этом просто никто не вспомнил. Фрейлинами Дианы стали Лавиния Беринг, Хейзел Уэст и Анна Беквит-Смит. Анна Беквит-Смит была на десять лет старше Дианы, но она училась в Вест-Хите и знала ее сестер, поэтому у них было что-то общее. Большую часть времени они разбирали огромное количество подарков и поздравительных писем, полученных в связи со свадьбой и последующей беременностью Дианы.
Им помогала одна «замечательная женщина», которая недавно вышла на пенсию после долгих лет службы на Даунинг-стрит. «Она была просто находка! Писала прекрасные ответы на письма детям и взрослым и вела реестр полученных подарков и писем. Мы разобрали около двадцати восьми тысяч писем, подарков и открыток, предназначенных только для Уильяма. Каждая пожилая дама в королевстве стремилась связать что-нибудь будущему наследнику, какие-нибудь пинетки и все такое прочее. Мы всегда откладывали то, что могло понравиться Диане, или какие-то особенные подарки»[156].
После нескольких месяцев в мрачном Букингемском дворце Рождество в Виндзорском замке стало редким для Дианы и Чарльза периодом счастья и покоя. Рождество – самый радостный и веселый праздник даже в королевской семье. Шутки, дурачества, подарки – причем самые полезные и обычные, что Диану страшно удивило. Чарльз писал другу: «Мы прекрасно провели Рождество – вдвоем. Мы были очень счастливы. Было так уютно [наивысшая похвала в устах принца!]. Я рад, что мы встретили этот праздник вместе… На следующий год, я уверен, будет еще лучше – ведь с нами будет малыш…»[157]