Сердце язычницы - Патриция Мэтьюз

Однако она опомнилась и поспешила отмахнуться от этого желания как от старческого каприза.

– То есть ты ничего не почувствовала к Дэвиду? Никакого влечения или хотя бы интереса? – осведомилась леди Анна.

– Полагаю, что-то почувствовала, бабушка. Но к чему говорить о чувстве, у которого нет будущего? Это человек чужой страны, чужого народа, так что ничего из этого не выйдет.

– Дитя мое... когда же ты наконец поймешь, что это твой народ и твоя страна? Разве ты не можешь быть англичанкой, сохраняя верность своим воспоминаниям?

– Нет, не могу. Человек не может быть то тем, то другим или тем и другим сразу. Мое сердце осталось на Мауи, а здесь я никогда, никогда не буду счастлива. – Внезапно ее глаза гневно засверкали. – Ах вот что! Вы хотите составить пару! Думаете, брак с англичанином сделает англичанкой и меня? Что я стану вашей покорной игрушкой! Этому не бывать!

– Дик, я совершенно опростоволосился! – повторял Дэвид. – Выставил себя ослом, бараном, не знаю, кем еще! Двух слов не мог связать, чувствовал себя подростком, страдающим от мук первой любви!

– Жаль, что меня там не было. Зрелище, должно быть, стоило того. Дэвид Тревелайн, уложивший в кроватку почти столько же женщин, сколько и сам Дик Берд, выступил в роли девственника. Я сейчас умру со смеху!

– Умри, сделай одолжение. Сразу видно, что с тобой такого сроду не случалось.

– И очень надеюсь, что никогда не случится, дружище. Ну а теперь расскажи подробнее о том, что произошло. Эта островитяночка разбудила твой пыл?

– Еще как! Оказывается, она регулярно купается в озере в чем мать родила. Я, конечно, живо представил себе это и так распалился, что дамы заметили. Не только леди Анна, но и Лилиа! Теперь она меня и видеть не захочет.

– Потому что ты живо представил себе ее голой и распалился? Чепуха! Ей это наверняка польстило, дружище. В крайнем случае позабавило. Ты все никак не возьмешь в толк, что она принадлежит к иной культуре, к иному народу...

– Она наполовину англичанка!

– ...народу, который не стыдится естественных проявлений чувства мужчины к женщине, – продолжал Дик, не удостоив его слова вниманием. – Поскольку мужчина обладает штучкой, имеющей свойство напрягаться при виде желанной женщины, то такую реакцию островитянка сочла безмолвным комплиментом. Кроме того, эти дети природы не понимают, зачем наверчивать на себя груду тряпок, чтобы окунуться в воду.

– Допустим, ты прав. Но это не меняет дела. Со мной случилось нечто необычайное, из ряда вон выходящее. Черт возьми, Дик, я влюблен! Можешь смеяться сколько угодно. Я и сам смеялся над любовью с первого взгляда, а посмотри на меня теперь! Я влюблен в Лилиа Монрой и не знаю, что мне теперь делать!

– Да-а... – протянул Дик, с интересом разглядывая друга. – Никогда не видел тебя в таком состоянии. Уж не намерен ли ты добиваться этой девушки? Если так, твои передряги на этом не кончатся. Когда сталкиваются две очень разные культуры, не каждому под силу с этим справиться. Ты уверен, что стоит подвергать себя испытаниям, мучиться сомнениями, страдать? Человек закоснелый...

– Ты не путаешь нас с отцом? Что же, скажи на милость, во мне закоснелого? Если островитянка сумела понять чужую культуру, то человек цивилизованный тем более сможет.

– Ба! Это звучит как вызов! Браво, мой друг! – не без иронии воскликнул Дик, одобрительно хлопая Дэвида по плечу. – Итак, ты намерен всерьез за ней ухаживать.

– Да, намерен!

Приближающиеся шаги заставили его умолкнуть. Это служанка принесла письмо на подносе.

– В чем дело, Клара?

– Только что доставили письмо.

То был сложенный вчетверо и запечатанный лист бумаги. Дэвид схватил его и, дождавшись ухода служанки, нетерпеливо развернул. Под письмом стояла подпись леди Анны Монрой. Молодой человек так и впился в строчки:

«Дражайший Дэвид!

Сегодня ты оказал неоценимую услугу всему семейству Монрой. Признательность, которую я чувствую к тебе, нельзя выразить словами, и все же считаю своим долгом письменно поблагодарить тебя за спасение жизни моей горячо любимой внучки. Без сомнения, ты уже знаешь, что через две недели в Монрой-Холле состоится бал-маскарад, на котором я намерена представить Лилиа местному обществу. Приглашения еще не разосланы, и эта дружеская записка – первое из них. Жду тебя в назначенный день в Монрой-Холле вместе с твоим лучшим другом и товарищем по развлечениям Ричардом Бердом. Я еще не имела удовольствия познакомиться с этим достойным джентльменом, но весьма наслышана о нем. Твои родители, Дэвид, в свое время получат официальные приглашения, а ты и Берд можете считать себя приглашенными. Надеюсь, тебе не придет в голову отклонить приглашение, это разбило бы мое старое сердце.

Всего самого доброго.

Леди Анна Монрой».

– Дик, лучшей новости и придумать нельзя! – в восторге воскликнул Дэвид. – Нас с тобой приглашают на бал в Монрой-Холл. Оказывается, там будет маскарад!

Он протянул листок Дику, и тот прочел его.

– По-моему, леди Анна довольно необычная представительница светского общества. Или же она понятия не имеет, что «достойного джентльмена» Ричарда Берда принимают далеко не в каждом доме.

– Не волнуйся, леди Анна в курсе всех светских сплетен, просто такова уж ее натура. Думаю, она предвкушает шок, который вызовет у многих твое появление на балу. Чувство юмора у нее... ну скажем, своеобразное.

– В таком случае я оденусь Казановой. Это укрепит мою репутацию волокиты, женолюба, развратника, распутника и тому подобное. А вот тебе, дружище, судьба подбрасывает шанс, которым стоит воспользоваться. Скоро, очень скоро ты снова увидишь Лилиа Монрой.

– По-твоему, это скоро? А по-моему, целая вечность! Не знаю, как пережить такой срок.

– Скажите на милость! Да ты совсем голову потерял, дружище. Вспомни, когда-то мы с тобой славно веселились... Нет, вижу, все впустую. Честное слово, я бы умер со смеху при виде твоей постной физиономии, если бы не знал, что ты искренне страдаешь.

– Да, страдаю! Разве постыдно страдать от любви? Я желаю видеть Лилиа как можно скорее и вовсе не в толпе народа.

– Бедняга. Страдания отнюдь не залог успеха. Я, например, влюблялся сотню раз, но никогда не страдал, а потому выходил из любовных передряг в добром здравии. Послушай моего совета и опомнись, Дэвид. Любовный жар не только обжигает, он может сжечь дотла.

– Дьявольщина! Сто чертей и одна ведьма! – повторял Эйза Радд. – Как это может быть? Слейт мертв? Взаправду мертв?

– Мертвее не бывает, – мрачно подтвердил Морис. – По крайней мере так мне сказали. Что ж, у каждой медали есть оборотная сторона. Мертвые не болтают, так что наше участие в этом деле для всех по-прежнему тайна. Было бы куда хуже, если бы его только ранили и он оказался в руках полиции. Я слыхал, Слейта приняли за похотливого бродягу, напавшего на знатную даму.