Дети Велеса - Андрей Расторгуев

– Здрав будь, хозяин. До Ключей довезёшь? Я заплачу.

В подтверждение последних слов он снял с пояса матерчатый кошель, распустил стягивающие горловину тесёмки. Встряхнул мешочек, заставив коротко звякнуть приличную горсть лежащих внутри монет. Закончив это маленькое представление, так и стоял с раскрытым кошелем в руках, вопросительно глядя на Аркашу. Его баба молча переминаясь с ноги на ногу. Лицо выражало нервозность и нетерпение. Похоже, ноша не из лёгких. Бабе избавиться бы от неё поскорей.

Вынув изо рта пробку, Башка приложился к фляге. По старой привычке тянул время, прикидывая, как обернуть ситуацию в свою пользу. Рискованно, конечно, «работать» чужом, совершенно незнакомом месте, не до конца разобравшись в обстановке. Но мужик ведь сам напрашивается. Причём самым наглым образом. Да и люди, в конце-то концов, повсюду одинаковые.

Он оторвался от фляги и внимательно посмотрел на вопрошающего. Неторопливо дожевав хлеб, отвернулся. Ни на кого не глядя, с полным безразличием, на какое только был способен, произнёс:

– Не по пути.

«У тебя ещё есть шанс, мужик. Отвяжись по-хорошему. Но если снова начнёшь приставать, я не выдержу этого искушения».

Но тот ничуть не смутился, и отвязываться не спешил.

– Я заплачу больше, чтобы ты не жалел о лишней дороге.

Это можно было понять, как «плачу за дорогу в оба конца, шеф». Потенциальный наниматель снова завязал тесёмки на кошеле и вдруг бросил его Аркаше. Поймав увесистый мешочек, Башка уже не хотел с ним расставаться. Решил, что будет полным идиотом, если не нагреет этого лоха, так бездумно расшвыривающего деньги. Положив на место флягу, он лениво, как бы с неохотой, проговорил:

– Ну, ладно. Грузи поклажу, а я пока отойду нужду справить.

Женщина мгновенно водрузила всё своё богатство на телегу и начала его раскладывать. Мужик, довольный, что нанял-таки «колёса», с гордо поднятой головой давал ей какие-то указания. А Башка, опустив кошель в карман, протискивался к тому месту, где расстался с Пырёвым и где условился с ним встретиться. Добравшись, нашёл нишу в стене и спрятался туда. Сам прекрасно видел мужика с бабой, умастившихся на ворохе сваленных в телегу покупок. Ну и смеху будет, когда хозяин повозки придёт.

– Вот ты где, – раздался над ухом голос Пырёва, заставив Аркашу вздрогнуть.

Стас уселся на лежавшее рядом бревно и доложил результаты рекогносцировки:

– Здесь процветает и натуральный обмен, и торговля за деньги. Круглые монеты, называемые «пятаками». Они действительно похожи на свиные пятачки. Обменять мы вряд ли что сможем, так как ничего путного у нас нет, но попробуем. Если не обменяем, то хоть продадим. Твой плащ к примеру.

– Свои шмотки продавай, а мои не тронь, – отрезал Башка. – Я себе на жизнь и так заработаю. Вот, видал?

Он выудил из кармана кошель и потряс перед глазами Пырёва.

– Уже свистнул у кого-то? – поинтересовался тот, ловким движением вырвав мешочек.

– Отдай! – Аркаша запоздало хватанул пустоту.

– Реквизировано в доход государства. Кого обчистил?

– Обижаешь, начальник. Воровством не промышляю. А это люди сердобольные поделились. На совершенно добровольных началах, прошу заметить.

Развязав кошелёк, Пырёв запустил в него руку, извлёк несколько круглых монет желтоватого цвета. Осмотрев, бросил обратно и сочувственно уставился на Аркашу.

– Тебя ни на минуту нельзя оставить. Стоило мне отойти, как ты тут же провернул очередное дельце. Практически без подготовки. Нет, как только найду первую попавшуюся тюрьму или что-нибудь в этом роде, сразу определю тебя туда, как опасный для общества элемент.

– Этот элемент, между прочим, заботится о нашем пропитании, – надул губы Аркаша.

– Ладно. Думаю, о хозяине кошелька тебя спрашивать бесполезно. Впрочем, если ты даже и попытаешься вернуть ему деньги, то боюсь, в тюрьму попадёшь гораздо быстрее без какой-либо помощи с моей стороны, ещё и с телесными повреждениями. Если вообще на ножи не поставят.

Пырёв пересыпал монеты в карман, а опустевший мешочек откинул в сторону. Совсем не лишняя предосторожность с точки зрения Башки. По кошельку их легко вычислят. А деньги, как известно, не пахнут. Или, говоря словами Пырёва, не имеют индивидуальных признаков.

Встав с бревна, Стас кивнул на снедальню, которую им показал Михайлик:

– Пошли устраиваться на постой. Будем считать, что плащ ты сохранил, и он пока побудет при тебе.

Они двинулись в обход толпы. Сзади кто-то заголосил, Аркаша обернулся. С ехидной улыбочкой на губах он смотрел, как вокруг небезызвестной ему телеги бегает, причитая, полноватая тётка, подбирая с земли вещи, которые энергично сбрасывал подошедший хозяин гужевого транспорта. Тот не обращал никакого внимания ни на её визг, ни на громкие возмущения стоявшего рядом мужика, чей пустой кошелёк был только что выпотрошен Пырёвым и сиротливо пылился на улице под ногами прохожих.

Снедальня находилась в большом, сильно вытянутом в длину одноэтажном здании с высокой двухскатной крышей. Обращённый к площади фасад украшали кричащие рисунки, дававшие понять, что здесь путника ждёт и пища, и постель. Двор скрывался за глухим деревянным забором. Переступив порог, Пырёв с Аркашей оказались в просторном зале. Ряды длинных столов и скамеек делали его похожим на солдатскую столовую. Надо сказать, что Башке это напомнило точно такое же по назначению заведение, только в несколько ином, не столь отдалённом, как принято говорить, месте.

За разными столами сидят человек двенадцать посетителей. Перед каждым тарелка. Все усердно чавкают, черпая деревянными ложками какую-то похлёбку. В воздухе витает аромат жареного мяса, бульона и ещё неизвестно чего, но, судя по запахам, чертовски вкусного.

Желудки вошедших дружно заурчали. Да так и тянули дуэтом заунывную песню весь путь от входа до занавешенного дымной пеленой кухонного проёма. Там, за стойкой, развалился на стуле грузный толстяк в засаленном длинном фартуке. Красную лоснящуюся физиономию венчала поросшая редкими волосами лысина. Завидев новых клиентов, толстяк оценивающе уставился на них. Пробежал быстро по лицам и одежде. Особое внимание уделил мечам Стаса. Глаз у него, как видно, намётан. Мужичок безошибочно определил, что люди прибыли издалека:

– Путники?

Вопрос риторический. Задан лишь затем, чтобы подтвердить выводы наблюдателя. Пырёв это понял. Коротко кивнул. То же самое сделал толстяк, получив ожидаемый ответ.

– Повозки, лошади? Поклажа, скот?

Наверно, хозяин, а это, без сомнения, был он, не привык тратить время на слова. Или ему попросту обрыдло повторять одно и то же каждому новоприбывшему. Поэтому особой разговорчивостью не страдал.

– Нет, всё наше при нас, – Пырёв показал пустые руки. – Сколько стоит ночлег?

Жиденькие брови толстяка удивлённо поднялись.