Дороги и судьбы - Наталия Иосифовна Ильина

рабочим. Алек согласился. Даже с радостью, очень мечтал ехать, очень боялся, что его не возьмут. Надежда Александровна решение сына одобрила: «Наплевать на деньги, самое главное — ты времени не потеряешь!» Все это происходило в 1933 году. А узнала я об этом спустя полвека.)

«Очень интересно мы провели вчера вечер: Надя, Алина, Катеринка и я. Слушали в Географическом обществе Самойловича о походе „Красина“ пять лет назад и Нобиле (по-итальянски) о его трех полетах на злополучном дирижабле „Италия“. Сообщение итальянца сопровождалось великолепными картинками в красках, с эффектным освещением льдов и морей, светлыми небесами, яркими горизонтами. Сам Нобиле не симпатичен, дикция его неровная, плохо слышимая. Забавна его собака Титина, тоже одна из летчиц „Италии“, которую он спас, улетая, покинув своих товарищей… Собака (белый фоксик) бегала по залу, гремя погремушкой на ошейнике. После доклада мы поймали Самойловича и узнали, что экспедиция Алека добралась до Тикси, и если нет вестей, то это из-за перегруженности почты в Якутске и буранов, которые там затрудняют сообщение…» (1933)

«Пришла наконец телеграмма от Алека: жив и здоров! Составляем ему ответную телеграмму, а то скоро они двинутся на Новосибирские острова, куда уже опять не будет связи. Теперь к ним направляется сотня ледорезов. Северный путь будет обслуживаться особенно тщательно при содействии Шмидта в Москве…» (1933)

«Смущаю Надю идти на доклад Визе в Географическое общество „Поход `Литке`“. Зову очень Диму: хоть бы один вечер он себе освободил! Интересно повидать диапозитивы. Участники похода ведь заходили также на Тикси… Телеграмма от Алека кратко извещает: „Ждем зимнего пути“. Теплая осень им не в помощь. Они сейчас в Киренске. Надеюсь, что в этом маленьком сибирском городе они, как знатные путешественники, пользуются гостеприимством аборигенов» (1933).

(Вскоре после убийства Кирова в декабре 1934 года началась массовая высылка из Ленинграда. Из родного города выслали в Астрахань и Надежду Александровну. Алек добровольно последовал за матерью.)

«Письмо от Нади длинное и бодрое. Алек работает, хотя пока на 259 р., но важно, что прицепился по гидрогеографии и работа его будет оценена. А что до денег — так их вообще мало дают, пользуясь подневольным трудом. Надя сколотила группу занятий по иностранным языкам» (1935).

«От Нади и Алека вести бодры, он получил еще прибавку за вечернюю работу. Новый год встречали весело в компании двенадцати друзей. А главное, удалось найти две уютных комнаты, и мать с сыном разместились на 25 метрах вместо прежних семи» (1936).

«У нас большая радость, появился 30-го Алек, веселый, жизнерадостный, загорелый, уже был в плавании, торопится вернуться к своей работе, полюбил своего начальника, чувствует, что нужен ему. Алек — незаурядный математик и, конечно, очень ценный работник. У него уже целая команда под его руководством. Получает он 400 р. в месяц, что все-таки прилично, и не гонит мать на службу. Его задерживает здесь неизбежная канитель с переменой паспорта, назначили ему явиться 13-го, а он рассчитывал уехать 10-го. Видим мы его мало, так как он завален поручениями по службе, целый день в бегах… Солнцу надоело смотреть на людей, стоящих в очередях и спешащих к трамваю, оно скрылось в темной тучке, полил дождь, стемнело, надо кончать письмо».

(Это письмо датировано 9 июня 1936 года. Вот, видимо, в том июне бабушка Ольга Александровна и видела Алека в последний раз. Она скончалась четыре месяца спустя, ничего не зная о судьбе, уготованной ее старшему внуку, которым она так гордилась… В 1937 году Алек и его мать были арестованы. Что случилось дальше с Надеждой Александровной, неизвестно, а об Алеке известно, что он покончил с собой в астраханской тюрьме, бросившись в пролет лестницы. Ему было двадцать девять лет.

Я помню его семнадцатилетним юношей, когда он приезжал к своему отцу в Харбин. Этой поездкой его потом и донимали. Из писем бабушки видно, какой выносливостью, каким терпением был он наделен и сколько в нем было достоинства и света. Он многое вынес, не озлобившись, не сломавшись. А вот тюрьмы снести не смог. Почему? Этого я не знаю и не узнаю никогда.)

Другие письма бабушки посвящены жизни семьи Дмитрия Дмитриевича Воейкова.

«Увы, дорогая Катя, нам убавили наши три сажени жилплощади до двух. Наша квартира, впрочем, еще вполне прилична даже в сокращенном виде: три комнаты, один ребенок и то большой, но к Новому году ожидается второй маленький пришелец…» (1928)

«К моему семидесятилетию мне послан седьмой внук Дмитрий, это большая милость Божия! В четыре часа дня телефон принес долгожданную весть: мальчик, десять с четвертью фунтов веса, мать и сын здоровы. И точно все просветлело сразу!» (Декабрь 1928-го)

«Новый, 1930 год встретили мрачно. Алина слегла 30-го, бронхит грозил фокусом в легких. Только она начала поправляться, как нас напугал Дмитрик скачками температуры до сорока… Сегодня первый вечер, когда он заснул тихо, без большого жара.

Получила письмо от Вани. По лекциям у него каникулы до 15 февраля… Итак, вас пять человек, передающих свои знания по разным отраслям: ты, Мара, Шура, Дима, Ваня. Мара уже выпустила целое поколение учеников, а бывшие садоводы Шуры вспоминают его с благодарностью» (1930).

«Зимы у нас долго не было. Нева катила серо-синие стальные волны, гремели колеса по мостовой, и морозы начались лишь 27 января. Мало писала тебе из-за болезни Алины и Дмитрика. Бубик проделал краснушку довольно легко. Дима готовится к первой лекции в горном институте. Тревожит то, что от Мары около месяца нет писем. Павлик тоже не пишет, но послал мне 15 рублей» (1930).

(Павел, Иван и Марья считали своим долгом посылать матери деньги, когда эта возможность у них была. Была она не всегда. В письмах бабушки попадаются такие фразы: «Мои банки обанкротились: живу два месяца копейками!» Бывало и другое: «Ваня прислал мне за апрель 80 р., потом еще 70, Мара прислала 20, так что я сразу разбогатела».

Бабушка и сама немного зарабатывала уроками английского и французского языков. Но: «…с уроками трудно. Надо изучать фонетический метод преподавания, а в мои годы смешно браться за новое дело. Я не императрица Елизавета Австрийская, чтобы на седьмом десятке учить греческий язык!»)

«Только что вернулась от обедни у Преображенья, молилась за вас всех… Дима очень устает, надо рано выбираться на службу, а кроме службы еще лекции в горном институте. Слушателями своими Дима доволен, следят за объяснениями, задают умные вопросы… Эти три недели провела тихо. Катя ходит в школу, Бубка гуляет. Раз в пять дней отец с дочкой празднуют день